Афоризмы государственного деятеля (Фараби)

Абу Наср аль-Фараби
АФОРИЗМЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО ДЕЯТЕЛЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

(стр. 103) Книга «Афоризмы государственного деятеля» Абу Насра аль-Фараби.
Это – отдельные афоризмы, включающие в себя многие основоположения древних [мыслителей] касательно того, как следует управлять городами, содействуя их процветанию и улучшению жизни их обитателей и как следует направлять их на путь счастья.
1. Душе , как и телу, присущи здоровье и болезнь. Здоровье души заключается в том, что состояния ее самой и ее частей бывают такими, благодаря которым совершаются всегда благие поступки, добрые дела и прекрасные действия. Болезнь же души заключается в том, что состояния ее самой и ее частей бывают такими, из-за которых всегда совершаются дурные поступки, порочные дела и безобразные действия. Здоровье тела заключается в том, что состояния его самого и его частей бывают такими, благодаря которым душа совершает свои действия самым полным и совершенным образом, независимо от того, являются ли действия, совершаемые телом и его частями, благими или дурными. Болезнь же тела заключается в том, что состояния его самого и его частей бывают такими, из-за которых душа не совершает своих действий, осуществляемых с помощью тела или его частей, либо совершает их менее совершенным образом, чем это положено, или так, как это ей не свойственно.
2. Те душевные качества, благодаря которым человек совершает добрые поступки и прекрасные действия, являются добродетелями, а те, из-за которых он совершает порочные дела и безобразные действия, являются подлостями, недостатками или низостями.
(стр. 104) 3. Лечащий тела – врач, а лечащий души – государственный деятель, называемый правителем. Но цель врача не заключается в том, чтобы путем исцеления тел превращать их состояния в такие, благодаря которым душа совершает благие или дурные действия. У него одно стремление – превратить их состояния тел в такие, благодаря которым действия души, осуществляемые с помощью тела и его частей, были бы самыми совершенными, независимо от того, будут ли эти действия дурными или благими. Так, врач, который лечит руки, делает это только для того, -чтобы осуществляемые ими хватательные действия были превосходными, независимо от того, будут ли с помощью превосходных хватательных действий совершены добрые или злые поступки, а тот, кто лечит глаз, стремится сделать зрение отличным, независимо от того, будет ли оно использовано на то, что потребно и хорошо, или на то, что непотребно и безобразно. Поэтому рассматривать здоровье или болезнь души с данной стороны входит в обязанность не врача, как такового, а государственного деятеля и правителя . Государственный деятель посредством искусства государственного управления и правитель посредством искусства правления определяют, где и к кому следует применять или не применять [данное искусство], и какой вид здоровья следует обеспечить телам. Поэтому положение искусства правителя и государственного деятеля по отношению к прочим искусствам, [существующим] в городах, подобно положению главы строителей по отношению ко всем строителям, ибо прочие [существующие] в городах искусства действуют и используются только для того, чтобы с их помощью могла быть достигнута цель искусства государственного управления и искусства правления, подобно тому, как прочие искусства строителей используются для достижения цели главного [зодческого] искусства.
(стр. 105) 4. Врачу, лечащему тела людей, необходимо знать все тело, его части и их отношение к телу в целом; болезни, которые могут поражать тело и каждую из его частей, откуда они происходят и от какого количества причин; как их устранять и при каких состояниях тела и его частей действия, происходящие в теле, являются совершенными и полными. Точно так же государственному деятелю или правителю, который лечит души, необходимо знать всю душу, ее части, недостатки и пороки, поражающие ее и каждую из ее частей, откуда они происходят и от какого количества причин; необходимо знать те душевные состояния, при которых человек совершает добрые поступки, сколько их, как устранять недостатки у жителей городов, какими искусными приемами добиться укрепления [добродетелей] в душах горожан и какими способами сохранять у них [эти добродетели], дабы они не исчезли. Знать о душе ему требуется лишь столько, сколько необходимо для его искусства, так же как врачу – о теле, плотнику – о дереве и кузнецу – о железе требуется знать лишь столько, сколько необходимо для их искусства.
5. Тела бывают искусственными и естественными. К искусственным относятся, например, ложе, меч, стекло и тому подобное, к естественным – человек и прочие живые существа. Каждое из [тел] состоит из двух вещей: материи и формы материи. Материя – это, например, дерево в ложе; форма – это, например, конфигурация ложа, а именно: (стр. 106) его квадратность, округлость или что-либо еще. Материя – это ложе в потенции, благодаря форме она становится ложем в действительности.
6. Главных частей и сил души пять: питательная, ощущающая, воображающая, стремящаяся и разумная.
Питательная [сила] в целом – это та, которая так или иначе действует в нище, с пищей или от пищи . Пища бывает троякой: первой, промежуточной и последней. К первой относится, например, хлеб, мясо и все то, что еще не начало перевариваться. К последней относится то, что полностью переварилось, уподобившись органу, питающемуся им: если такой орган мясо, то через уподобление данной пищи мясу, а если кость, то – кости. Промежуточная [пища] имеет две разновидности: 1) то, что уже переварилось в желудке и кишечнике до такой степени, что стало готовым к тому, чтобы из него [получалась] кровь, и 2) [сама] кровь. К питательной [силе] относятся пищеварительная сила, сила роста, порождающая, притягивающая, удерживающая, различающая и изгоняющая. Питательной [силой] справедливей всего называть то, что доводит до созревания кровь, появляющуюся в каждом отдельном органе, пока оно не уподобляется данному органу. Пищеварительная [сила] представляет собой то, что доводит до созревания первую пищу в желудке и кишечнике до такой степени, что она становится готовой к тому, чтобы из нее [получалась] кровь, а затем – то, что переваривает готовое [к этому вещество], например, в печени до тех пор, пока оно не становится кровью. [Сила] роста – это то, что посредством пищи увеличивает размер органа во всех направлениях по мере его развития, пока он не достигнет предельно возможной величины для каждого органа. Порождающая [сила] – это та, которая от излишка пищи, приближающейся к [свойствам] крови, порождает другое тело, подобное по виду тому телу, от питания которого остается излишек. Эта [сила] бывает двоякой: 1) дающей материю новорожденному – такова женская [сила]; 2) дающей ему форму – такова мужская [сила]. От них обеих (стр. 107) возникает другое животное, подобное им по виду. Притягивающая [сила] притягивает пищу с одного места к другому, пока она не достигнет питающегося тела с тем, чтобы соприкоснуться и смешаться с ним. Удерживающая – это [сила], сохраняющая пищу в сосудах тела, в которые она поступает из тела. Различающая [сила] – это та, что отделяет от пищи ее излишки, отделяет друг от друга виды пищи, чтобы каждому органу послать то, что ему подходит. Изгоняющая [сила] – это та, что гонит различные виды излишков пищи с одного места к другому.
Ощущающая сила – эта та, которая воспринимает одним из пяти общеизвестных чувств.
Воображающая [сила] – это та, которая сохраняет образы чувственно воспринимаемых вещей после того, как они более не воспринимаются непосредственно чувствами, соединяет их друг с другом в различных сочетаниях и отделяет их друг от друга множеством различных способов, из коих одни [дают] истинные [образы], а другие – ложные. Это [имеет место] и наяву и во сне. Эта и питательная [сила] в отличие от прочих сил могут действовать в состоянии сна.
Стремящаяся сила – эта та, благодаря которой возникают стремление животного к чему-то, желание или неприязнь к чему-то, поиск и избегание, предпочтение и отвращение, гнев и удовольствие, страх, смелость и трусость, жестокость и сострадание, любовь и ненависть, страсть, вожделение и другие аффекты души. Орудиями этой силы являются все те силы, благодаря которым происходит движение всех органов и тела в целом, например, способность рук схватывать, ног – ходить и т. д.
Разумная сила – это та, благодаря которой человек мыслит, рассуждает, усваивает (стр. 108) науки и искусства и различает в поступках прекрасное и безобразное. Она делится на практическую и теоретическую. Практическая делится на профессиональную и мыслительную. Теоретическая [сила] – это та, посредством которой человек познает существующие предметы, коих свойство состоит в том, что мы не можем их сделать или преобразовать из одного состояния в другое. Например, три – нечетное число, а четыре – четное, и мы не можем изменить три так, чтобы оно стало четным, оставаясь в то же время числом три, или четыре, изменить так, чтобы оно стало нечетным, оставаясь числом четыре, как мы можем изменить кусок дерева, сделав его округлым после того, как оно было квадратным, причем в обоих случаях он остается куском дерева. Благодаря практической [силе] различаются такие вещи, коих свойство состоит в том, что мы можем их сделать и преобразовать, [выведя] из одного состояния в другое. Профессиональная, или искусная [сила] – это та, благодаря которой приобретаются профессии, например плотничье дело, земледелие, медицина, мореходство. Мыслительная сила – это та, благодаря которой мы мысленно представляем вещь, которую хотим сделать, когда мы желаем знать, возможно ли сделать ее или нет, а если возможно, то как должны выполнить это дело.
7. Добродетели бывают двух видов: этические и интеллектуальные. Интеллектуальные – это добродетели разумной части [души], такие, как мудрость, разум, сообразительность, острота ума, понятливость. Этические – это добродетели стремящейся части [души], такие, как умеренность, храбрость, щедрость, справедливость. Соответствующим образом делятся и пороки.
8. Этические добродетели и пороки возникают и закрепляются в душе в результате многократного повторения действий, возникающих от данного нравственного [качества], в течение какого-то времени и привыкания (стр. 109) к ним. Действия благие приводят к добродетели, дурные – к пороку, так же, как это бывает в искусствах, например писания: когда мы многократно повторяем действия, [сопряженные с] писанием, и привыкаем к ним, у нас от этого возникает и закрепляется искусство писания; если эти действия, к которым мы приучаем себя повторением, оказываются плохими, то у нас вырабатывается плохое письмо, а если они хорошие – хорошее письмо.
9. Человек не может быть наделенным с самого начала от природы добродетелью или пороком, так же, как он не может быть прирожденным ткачом или писцом. Но он может от природы быть предрасположен к состояниям, [связанным с] добродетелью или пороком, так что ему легче совершать действия, [вытекающие из] данного [состояния], чем какие-либо другие. Точно так же он может иметь природное предрасположение к действиям, [сопряженным] с писанием или другим каким-либо искусством, и эти действия ему выполнить легче, чем какие-либо другие. Таким образом, он с самого начала направляется к действию, которое легче для него от природы, если какое-то побуждение извне не направит его к противоположному. Это природное предрасположение не считается добродетелью, так же как природное предрасположение к ткацкой деятельности не считается ткачеством. Но когда природное предрасположение направлено на действия добродетельные и эти действия, повторяясь, упрочиваются и закрепляются привычкой до такой степени, что в душе появляется состояние, служащее источником (стр. 110) этих самых действий, это состояние, закрепленное привычкой, считают добродетелью. Природное состояние не называют ни добродетелью, ни пороком, даже если от него возникают идентичные им действия. Природное состояние не имеет названия, и если кто-то называет его добродетелью или пороком, то только по общности имени, а не потому, что смысл одного тождествен смыслу другого. Человека порицают или хвалят за [состояния], возникающие именно в силу привычки. Его не хвалят и не порицают за другие [состояния].
10. Неправдоподобно и невероятно, что бы существовал кто-то, от природы полностью предрасположенный ко всем добродетелям, этическим и интеллектуальным, так же как неправдоподобно, что бы существовал кто-то, от природы имеющий предрасположение ко всем искусствам. Точно так же неправдоподобно и невероятно, что бы существовал кто-то, от природы предрасположенный ко всем порокам. Невозможны оба случая. По большей части каждый человек имеет предрасположение к какой-то добродетели либо к ограниченному числу добродетелей, или к какому-то искусству либо к ограниченному числу искусств, так что один оказывается предрасположенным к одной добродетели или искусству, другой – к другой, третий – к третьей.
11. Когда к природным состояниям и предрасположениям к добродетели или пороку присоединяются подобные им нравственные качества и они закрепляются привычкой, данный человек совершенствуется в этом и исчезновение таких, закрепившихся в нем состояний, хороши они или дурны, затруднено. Если бы можно было когда-нибудь найти (стр. 111) человека, от природы предрасположенного ко всем добродетелям, которые со временем закрепились бы в нем привычкой, то добродетели такого человека превосходили бы добродетели большинства людей в такой мере, что он чуть ли не выходил бы за [рамки] человеческих добродетелей, [восходя] к чему-то более высокого разряда, чем человек. Древние называли такого человека божественным, а его противоположность, человека, предрасположенного ко всем дурным поступкам, у которого состояния порока закреплены привычкой, они выводили за [рамки] человеческого зла, [низводя] к чему-то еще более дурному. Для него у них не было [особого] названия из-за его чрезмерного зла: иногда они называли его «зверем» или еще как-нибудь в этом роде . Эти две крайности среди людей встречаются редко. Когда встречался [человек] первого [типа], то в их глазах он занимал слишком высокое положение, чтобы быть [просто] государственным деятелем, который служит городам, и он должен был управлять всеми городами, как истинный правитель. Что же касается [человека] второго [типа], то если таковой, случалось, и обнаруживался, он совсем не управлял городом и не служил ему, а изгонялся из всех городов.
12. Одни состояния и природные предрасположения к добродетели или пороку таковы, что их можно свести на нет и окончательно изменить с помощью привычки, заменив противоположными состояниями. Другие таковы, что могут быть сломлены, ослаблены и подорваны, но они окончательно не исчезают. Третьи же таковы, что их нельзя свести на нет и изменить, нельзя ослабить их силу, но можно оказать им противодействие с помощью стойкости, воздержания от свойственных этим состояниям и предрасположениям действий, противоборствуя и сопротивляясь им, (стр. 112) т. е. человек будет всегда поступать противоположно этим действиям. Точно так же обстоит дело с дурными нравственными качествами, закрепленными в душе привычкой. Они делятся на такие же разряды.
13. Между воздержанным и добродетельным есть разница. Дело в том, что хотя воздержанный поступает добродетельно, совершая хорошие поступки, все же он имеет тяготение и стремление к порочным действиям и борется со своими желаниями. В своем действии он совершает противоположное тому, что подсказывают ему его состояние и желание. Совершая хорошие поступки, он все-таки страдает, делая их. Добродетельный же следует в своих действиях тому, что подсказывают ему его состояние и желание, и совершает хорошие поступки с любовью и охотой, получая от них не страдание, а удовольствие. Это подобно разнице между человеком, который переносит сильную боль, и тем, кто не страдает и не чувствует боли. Точно такое же [различие между] целомудренным и воздержанным. Целомудренный делает только то, что предписывает ему закон в отношении еды, питья и половой жизни, не испытывая желания и стремления к чему-то другому помимо того, что предписывает ему закон. А воздержанный стремится к этим вещам чрезмерно и не так, как предписывается законом. Он выполняет предписания закона, но вопреки своему желанию. Однако во многих случаях воздержанный находится в одинаковом положении с добродетельным.
14. Пороки исчезают из городов, либо когда добродетели укрепляются в душах людей, либо когда последние становятся воздержанными. Если зло, исходящее от какого-нибудь человека, нельзя устранить ни добродетелью, закрепленной в его душе, ни воздержанностью, то его изгоняют из городов.
15. (стр. 113) Невероятно и невозможно, что бы существовал человек с врожденным предрасположением к определенным действиям, который не был бы способен совершать действия, противоположные этим. Любой человек с врожденным состоянием и предрасположением к добродетельным или порочным поступкам способен противодействовать и совершать поступок, исходящий из противоположного предрасположения, причем это ему дается с трудом до тех пор, пока оно не будет облегчено привычкой, и станет легко осуществимым, если закрепится привычкой. Отказаться от того, что уже стало привычкой, и совершать поступки, противоположные этому, можно, но это, как мы уже говорили, дается с трудом до тех пор, пока человек не привыкнет.
16. Действия, являющиеся благими, суть умеренные, расположенные посредине между двумя крайностями, которые обе дурны, одна из них – избыток, другая – недостаток. Точно так же и добродетели суть душевные состояния и свойства, находящиеся посредине между двумя состояниями, которые оба являются пороком: одно – излишество, другое – недостаток . Например, целомудрие – это средина между вожделением и отсутствием чувства удовольствия, из коих одно – вожделение – есть избыток, а другое – недостаток. Щедрость – средина между скупостью и расточительностью. Мужество – средина между безрассудством и трусостью. Остроумие в шутках, развлечениях и тому подобном – средина между распущенностью, развязностью, с одной стороны, и тупостью – с другой. Скромность – нравственное качество, среднее между высокомерием, с одной стороны, и застенчивостью, с другой стороны. Благородство – средина между чванством, самомнением и тщеславием, с одной стороны, и самоуничижением – с другой. Доброта – средина между чрезмерным гневом и [состоянием], когда [человек] совершенно ни на что не гневается. Стыдливость – средина между бесстыдством, с одной стороны (стр. 114), и робостью и смущением – с другой. Дружеское расположение – это средина между неприязнью и подобострастием. И так обстоит дело со [всеми] остальными [добродетелями].
17. О «средине» и «умеренности» говорится в двояком [смысле]: 1) как о средине самой по себе и 2) как о средине по сравнению и в соотношении с чем-то другим. Примером средины самой по себе может служить [число], которое является срединой между десятью и двумя, потому что десять превышает шесть на столько же, на сколько шесть превышает два. Это – средина между двумя крайностями сама по себе.
Точно так же обстоит дело с любым подобным числом. Эта средина не бывает больше или меньше, ибо тем, что составляет средину между десятью и двумя, никогда не бывает что-либо иное, помимо шести. Относительная же средина бывает больше и меньше в различное время и в зависимости от вещей, с которыми она соотносится. Например, умеренная пища для отрока и умеренная пища для взрослого, много работающего человека, различаются соответственно различию в состоянии их тел. Средина в одном из них отлична от средины в другом по размеру и числу, по грубости и мягкости, по тяжести и легкости, и вообще – по количеству и качеству. Точно так же обстоит дело с умеренной [температурой] воздуха, ибо она [определяется] по отношению к телам. Так же обстоит с умеренностью и срединой в пище и лекарствах, потому что они бывают больше и меньше по количеству и качеству в соответствии с телами, которые ими лечат, в соответствии с предшествующей привычкой [больного], со временем года и с силой самого лекарства, так что у одного и того же больного одно и то же лекарство бывает разным (стр. 115) по своему количеству в зависимости от того или иного времени года.
Именно эта [относительная] средина используется в действиях и нравственных качествах, ибо следует измерять количество действий по их числу и величине, а качество – по силе и слабости относительно совершающего действия, относительно того, на кого оно направлено, из-за чего осуществляется, учитывая при этом время и место его.
Например, мера гнева зависит от положения того, на кого направлен гнев, от причины, вызвавшей гнев, от времени или места [возникновения] гнева. Точно так же телесные и [другие] наказания определяются по их количеству и качеству в зависимости от того, [например], кто бьет и кого бьют, в соответствии с преступлением, повлекшим телесное наказание, и орудием, которым наносят удары. Точно так же обстоит дело и с прочими действиями. Средина в каждом действии – это то, что соизмеряется с окружающей обстановкой. Обстоятельства, с которыми соизмеряются и оцениваются различные действия, не равны в том или ином отдельном действии: [одно] действие измеряется, например, в соотнесении с пятью обстоятельствами, а другое – в соотнесении с обстоятельствами числом меньше или больше пяти.
18. Подобно тому, как средина в пище и лекарствах бывает срединой, умеренностью, то для большинства людей и в большинстве случаев, то в определенное время и только для одной группы, то для каждого отдельного тела и в каждый отдельный промежуток времени, длительный или короткий, (стр. 116) точно так же средина и умеренность в действиях может быть умеренностью либо для всех или большинства людей в большинстве случаев или всегда, либо только для одной группы и в определенное время, либо для данного человека и только в одно какое-то время.
19. Тот, кто тем или иным способом находит и создает средину и умеренность в пище и лекарствах, есть врач; искусство, посредством которого он находит эту [средину], есть медицина. Тот, кто создает средину и умеренность в нравственных качествах и действиях, есть глава города и правитель; искусство, посредством которого эта [средина] создается, есть искусство государственного управления и искусство правления.
20. Древние подразумевали под «городом» и «домом» не одно только обиталище, а обиталище, которое содержит людей, и людей, которые содержат жилища, каковы бы они ни были, из чего бы ни были и где бы ни были [сделаны] – под землей или над землей, из дерева или из глины, войлока, волоса или чего-либо еще, из чего делают жилища, содержащие людей.
21. Дом состоит из определенных частей и сообществ, благодаря которым он процветает, (стр. 117) Их по количеству четыре: муж и жена; хозяин и слуга; родитель и ребенок; имущество и владелец. Кто управляет этими частями и сообществами, кто соединяет их друг с другом и устанавливает связь между ними всеми с тем, чтобы они вместе участвовали в действиях и помогали друг другу для достижения единой цели, для заполнения дома добром и сохранения этого добра, тот – господин и правитель дома. Его называют «хозяином», и в доме он является тем же, что правитель города в городе .
22. И город и дом можно сравнить с телом человека . Тело состоит из определенного числа различных частей высшего и низшего разрядов, которые примыкают друг к другу в определенном порядке и совершают каждая в отдельности то или иное действие; все их действия сливаются во взаимопомощь, направленную на достижение цели в человеческом теле. Точно так же и город и дом состоят из определенного числа различных частей высшего и низшего разрядов, которые примыкают друг к другу в определенном порядке, находясь на различных ступенях, и совершают каждая в отдельности соответствующее действие; все их действия сливаются во взаимопомощь, направленную на достижение цели в городе или доме. Однако дом – это часть города, а дома расположены в городе, значит цели их различны. Тем не менее, когда эти различные цели достигаются и соединяются, они сливаются во взаимопомощь, направленную на достижение цели города. Это опять-таки можно сравнить с телом, поскольку голова, грудь, живот, спина, руки и ноги относятся к телу так же, как (стр. 118) дома города – к городу. Действие каждого из главных органов тела отлично от действия другого, и части каждого из этих органов тела помогают друг другу своими разнообразными действиями для достижения цели этого главного органа тела. Затем, когда различные цели главных органов сочетаются друг с другом, их разнообразные действия сливаются во взаимопомощь, направленную на достижение цели всего тела. И так же обстоит дело с частями домов по отношению к домам и с домами по отношению к городу, так что все части города, сливаясь воедино, приносят пользу городу и полезны для взаимного поддержания своего [блага], как это происходит и с членами тела.
23. Как врач лечит каждый больной орган в отдельности, только соотнося его со всем телом и органами, примыкающими к нему и связанными с ним, дабы лечить его таким образом, чтобы это принесло ему здоровье, из которого извлекают пользу все тело и органы, прилегающие к [больному органу] и связанные с ним, точно так же и правитель города должен управлять делами каждой части города, мала ли она вроде отдельного человека или велика подобно отдельному дому, и лечить ее и доставлять ей благо в соотнесении со всем городом и каждой из остальных его частей, стремясь сделать то, что приносит этой части такое благо, которое не наносит ущерба городу в целом или какой-либо из остальных его частей, такое благо, от которого получают пользу весь город и каждая из его частей в соответствии со степенью ее полезности для города, (стр. 119) Когда врач не соблюдает этого и, стремясь обеспечить здоровье тому или иному органу, лечит его, не принимая во внимание состояние других, примыкающих к нему органов, либо лечит его тем, что вредит всем другим органам, и доставляет ему здоровье, при котором этот орган совершает действие, бесполезное телу в целом и органам, примыкающим к нему и связанным с ним, тогда этот орган ослабевает, так же как и связанные с ним органы, и вред передается от него другим органам, пока все тело не оказывается пораженным. Точно так же обстоит дело и с городом.
24. Нельзя отрицать [возможность] существования человека, обладающего способностью находить средину в действиях и нравственности по отношению только к себе одному. Нельзя отрицать также [возможность] того, что человек может обладать способностью находить средину и умеренность в пище, которую принимает один только он. Это его [последнее] действие является врачебным действием, и он способен в какой-то части искусства врачевания. Тот, кто находит умеренность в нравственности и действиях по отношению только к себе одному, делает так, потому что он способен в какой-то части искусства государственного управления. Однако у того, кто, располагая способностью находить умеренность для одного из своих органов, не беспокоится о том, приносит ли он вред другим частям тела или нет и не являются ли его действия бесполезными для всего тела и его частей, осуществление этой способности составляет часть порочного врачебного искусства. Точно так у того, кто, располагая способностью находить умеренность для себя, в частности в нравственности (стр. 120) и действиях, при этом сознательно или несознательно не стремится к выгоде города и остальных его частей и не обращает внимания на вред для них, осуществление этой способности составляет часть порочного искусства государственного управления.
25. Город может быть необходимым и может быть добродетельным. Необходимый – это город, части которого помогают друг другу для достижения только того, что необходимо для существования человека, его пропитания и сохранения его жизни. Добродетельный – это город, в котором жители помогают друг другу в достижении самых превосходных вещей, с которыми связаны истинное бытие человека, его существование, пропитание и сохранение его жизни. Некоторые считают, что самое превосходное – это пользоваться удовольствиями. Другие считают, что это богатство. Третьи считают, что это сочетание того и другого. Что же касается Сократа, Платона и Аристотеля, то они считали, что у человека две жизни. Первая зависит от питания и других внешних вещей, которые нам необходимы сегодня для нашего существования. Это наша первая жизнь. Другая – это та, которая довлеет себе, не требуя для своего существования вещей, внешних по отношению к ней, и она самодостаточна для сохранения своего бытия. Это – потусторонняя жизнь. Человеку присущи два совершенства – первое и последнее. Последнее достигается нами не в этой жизни, а только в потусторонней, когда ей предшествовало первое совершенство в этой нашей жизни.
Первое совершенство – это, когда человек совершает действия, [проистекающие из] всех добродетелей. Он не просто обладает добродетелью, не совершая [проистекающих из] нее (стр. 121) действий; совершенство [человека] состоит в выполнении им действий, а не в приобретении свойств, благодаря которым происходят действия. Например, совершенство писца состоит в том, что он выполняет действия, [связанные] с писанием, а не в том, что он усваивает искусство писания, и совершенство врача состоит в том, что он выполняет действия, [связанные с] врачеванием, а не в том, что он только усваивает [искусство] врачевания. И то же самое относится к любому искусству.
Это совершенство дает нам последнее совершенство, которое является высшим счастьем, то есть абсолютным благом. Это то, что предпочитают и чего желают ради него самого и что никогда не предпочитают ради чего-либо другого. Всему прочему отдают предпочтение только постольку, поскольку оно полезно в достижении счастья. Всякая вещь является благом только когда она полезна для достижения счастья, а то, что так или иначе мешает ему, есть зло. Добродетельпый город, в соответствии с этим, это город, жители которого помогают друг другу в достижении последнего совершенства, то есть высшего счастья. Поэтому его жители особенно наделены добродетелями, по сравнению с [жителями] других городов, потому что в городе, жители которого стремятся помогать друг другу в достижении богатств и получении удовольствий, не нуждаются для достижения своей цели во всех добродетелях и даже, возможно, не нуждаются ни в одной из них. Вот почему гармония и справедливость, которые они могут использовать в своей среде, в действительности не являются справедливостью; это не справедливость, а лишь нечто, напоминающее справедливость. И точно так же обстоит дело со всем прочим, сходным с добродетелями, что используется в их среде.
26. Умеренные, средние действия, соизмеряемые (стр. 122) с сопутствующей им окружающей обстановкой, должны при всех прочих условиях быть полезными для достижения счастья, и тот, кто совершает их, должен сделать целью своей жизни счастье. Затем он должен думать, как ему следует расценивать действия, чтобы они могли быть полезными для достижения счастья всеми жителями города или каждым из них в отдельности. Так, врач, когда он стремится найти умеренность в пище и лекарствах, которыми он лечит тело, ставит целью своей жизни здоровье.
27. Истинным правителем является тот, кто в искусстве, посредством которого он управляет городами, ставит целью и предметом стремления создание для себя и остальных горожан подлинного счастья, которое является пре- делом и целью искусства правления. С [логической] необходимостью следует, что правитель добродетельных городов должен быть самым счастливым, поскольку он есть причина того, что счастье обретают жители города.
28. Некоторые [правители] думают, что целью при управлении городами являются величие, почести и господство, повелевание и запрещение, повиновение, почитание и прославление. Они предпочитают почести ради них самих, а не ради чего-либо другого, что можно достичь с их помощью. Действия, посредством которых правят городами, они используют на то, чтобы с их помощью добиться осуществления этой цели. Законы города они используют на то, что бы с их помощью добиться от жителей города осуществления этой же цели. Некоторые из них таким образом достигают этого, проявляя добродетель в отношении жителей города, благодетельствуя им, направляя их к приобретению благ, которые, по мнению жителей этого города, являются [подлинными] благами, сохраняя эти блага для них и наделяя ими только их одних.
Таким путем они добиваются великих почестей. Это – почитаемые правители и превосходнейшие из правителей, (стр. 123) Другие из них думают, что они заслуживают почестей благодаря богатству. Они стремятся быть самыми богатыми среди жителей города, быть единственными богачами, чтобы заслужить почести. Иные из них думают, что почести воздаются только за происхождение. Другие добиваются этого путем насилия над жителями города, покорения их, унижения и запугивания.
Другие правители городов думают, что целью при управлении городами является богатство. Действия, посредством которых управляют, они используют на то, чтобы с их помощью добиваться богатства; они превращают законы, [издаваемые] для горожан, в такие, с помощью которых могут добиться богатства от горожан, и, если они предпочитают какое-то благо и делают что-то в этом [направлении], то поступают так лишь для того, чтобы приобрести богатства. Известно, что существует огромное различие между человеком, который предпочитает богатства ради почестей для себя, и человеком, который предпочитает почести и повиновение ради того, чтобы добиться богатства. Последних называют низкими правителями.
Другие правители городов думают, что целью при управлении городами является получение удовольствий. Иные же считают, что [цель заключается] во всех трех [вещах] вместе – в почестях, богатстве и удовольствиях, и они самоуправно [добиваются] этого, превращая жителей городов как бы в орудия для приобретения удовольствия и богатств. Ни один из них не называется древними «правителем».
29. Правитель является правителем, так как владеет искусством правления и искусством управления городами и способен применять это искусство в любое время, когда ему придется возглавлять город, независимо от того, (стр. 124) прославился он своим искусством или пет, подыскал он удобные орудия или нет, нашел он послушных ему людей или нет и повинуются они ему или нет. Как врач является врачом в силу врачебной профессии, независимо от того, известен он этим среди людей или нет, подходят ему орудия [врачебного] искусства или нет, подыскал он себе на службу людей для выполнения его приказов или нет, попадались ему больные, которые слушались бы его слов, или нет; и [как] его врачебное искусство не терпит ущерба, если он не обладает ни одним из этих [признаков], точно так же правитель является правителем, благодаря профессии и способности пользоваться [этим] искусством, независимо от того, властвует он над людьми или нет, почитаем он ими или нет, богат он или беден.
Некоторые думают, что нельзя называть правителем того, кто не умеет заставить, чтобы ему повиновались и проявляли почтение, хотя он и владеет искусством правления. Другие прибавляют к этому богатства, а иные думают, что нужно еще прибавить к этому власть, принуждение, унижение и запугивание. Ничто из этого не принадлежит к атрибутам профессии правителя. Это свойства, которые могут быть полезны для правителя, но о них мнят, что они составляют существо правления.
30. Как разумная теоретическая часть, так и разумная мыслительная часть [души] располагает соответствующей ей добродетелью. Добродетелью теоретической части являются теоретический разум, знание и мудрость. Добродетелью мыслительной части являются практический разум, рассудительность, сообразительность, превосходство точки зрения и правильность мнения.
(стр. 125) 31. Теоретический разум является силой, которая от природы, а не путем исследования или силлогизма, получает достоверное знание посредством общих необходимых посылок, являющихся началами знаний. Таково, например, наше знание о том, что целое больше части, что величины, равные одной какой-то величине, равны между собой, и о тому подобных посылках. Именно с этого начинает человек и идет дальше к познанию остальных умозрительных сущностей, свойство которых таково, что они своим бытием не обязаны творчеству человека. Этот разум бывает потенциальным, когда эти начала не имеют в нем места. Но когда они в нем появляются, он становится актуальным разумом, и тогда его предрасположение способно вывести то, что ему предуготовлено. Эта сила не может заблуждаться относительно того, что в ней получено: все знания, которые оказались ей [доступными], истинны, достоверны и не могут быть иными.
32. Слово «знание» применяется ко многим вещам, но знание, которое является некой добродетелью теоретической части, – это достоверное знание, получаемое в душе относительно бытия существующих предметов, бытие и существование которых совершенно не зависит от творчества человека; это знание того, чем является каждый из них и каков он на основании доказательств, составленных из первых, истинных, необходимых и общих [посылок], оказывающихся достоверными и известными разуму по природе. Это знание бывает двух видов: 1) достоверное знание о существовании вещи, причине ее существования и о том, что ни она, ни ее причина ни в коем случае не могут быть иными, и 2) достоверное знание о ее существовании и о том, что она не может быть иной без постижения причины ее существования.
(стр. 126) 33. Подлинное знание – это такое, которое истинно, достоверно всегда, а не иногда: [это] не то, что существует в определенное время и может не существовать после, ибо если мы будем знать [только] то, что существует сейчас, но с течением времени может перестать существовать, то мы не будем знать, существует оно или нет, и наша уверенность обратится в сомнение и ложность. А [такого рода] постижение не является ни знанием, ни достоверностью. Поэтому древние не считали знанием постижение того, что может измениться из одного состояния в другое, вроде нашего знания о том, что этот человек сейчас сидит, ибо он может изменить свое положение и окажется стоящим после того, как был сидящим. Они рассматривали знание как достоверное [знание] о бытии такой вещи, которая не может измениться, например, о том, что три является нечетным числом, ибо нечетность [числа] три неизменна, поскольку три ни при каких обстоятельствах не может стать четным, а четыре – нечетным. Если это называть «знанием» или «достоверным» [знанием], то только в переносном смысле.
34. Мудрость есть знание отдаленных причин, от которых зависит бытие остальных существующих вещей и ближайших причин вещей, имеющих причины. Это достигается благодаря достоверному знанию их бытия и нашему знанию о том, чем они являются и каковы они, о том, что, как бы много их ни было, они восходят в известном порядке к единому бытию, которое и является причиной существования тех отдаленных причин и стоящих ниже их ближайших причин, [знанию] о том, что этот Единый – поистине Первый и Его существование не обязано существованию чего-то иного, а самодостаточно и не приобретается (стр. 127) от чего-то иного. Он не может ни в коем случае приобрести существование от чего-то иного и ни в коем случае не может быть телом или в теле. Его бытие отлично от бытия других существующих вещей, оно не имеет ничего общего ни с одним из них по значению, а если и имеет что-то общее, то только по имени, но не по значению, понимаемому под этим именем. Он может быть только единым, и он поистине един. Именно Он наделяет остальные существующие вещи единством, благодаря которому мы можем сказать о любом сущем, что оно едино; Он – первая истина, Он – то, что наделяет истинностью другие вещи; Он самодовлеющ в своей истинности, не приобретая ее от чего-то иного. Невозможно вообразить большего, чем Его совершенство (не говоря уже о существовании такого совершенства), и более совершенного бытия, чем Его бытие, и большей истинности, чем Его истинность, и большего единства, чем Его единство. Вместе с тем мы знаем, как остальные существующие вещи приобрели бытие, истинность и единство от Него, какова доля каждого из них в бытии, истинности и единстве и как остальные предметы получили от Него свою предметность. Мы знаем все разряды существующих предметов, [знаем], что среди них есть первые, средние и последние, что последние имеют причины, но не являются причинами чего-то ниже себя, в то время как средние имеют причину выше себя и являются причинами вещей, находящихся ниже их, и что Первый является причиной того, что ниже его, но не имеет никакой другой причины над собой. И мы знаем в то же время, как последние восходят к средним (стр. 128) и как средние восходят друг к другу, пока не достигнут Первого, затем – как начинается управление от Первого и передается через каждую вещь всем существующим предметам по известному порядку, пока не достигнет последних. Такова подлинная мудрость. Это название иногда применяется в переносном смысле; так, например, «мудрыми» называют тех, кто очень искусен и совершенен в искусствах.
35. Практический разум – это сила , посредством которой человек благодаря большому опыту с [различными] вещами и длительному наблюдению над чувственно воспринимаемыми предметами получает посылки, при помощи которых он может постичь, что следует предпочитать, а чего избегать в каждой из вещей, оказывающих на нас воздействие. Одни посылки становятся общими, подразумевающими каждая в отдельности те вещи, которые следует предпочитать и избегать, а другие – единичными и частными, использующими примеры вещей, которые хотя человек не видел, но желает постичь. Этот разум является только потенциальным разумом, пока опыт еще не приобретен. Когда же опыт появляется и сохраняется, [этот разум] становится актуальным разумом. Актуальный разум возрастает по мере возрастания опыта во всем том, чем живет человек.
36. Рассудительность – это способность отлично соображать и выявлять вещи, лучше и наиболее подходящие для получения человеком действительно великого блага (стр. 129), замечательной, благородной целью которого является счастье или то, что совершенно необходимо для достижения счастья. Проницательность – это способность отлично выявлять, что наиболее превосходно и подходяще для получения некоторых малозначительных благ. Сметливость – это способность правильно рассуждать при выявлении того, что наиболее превосходно и подходяще для достижения чего-то большего, о чем мнят как о благе, – богатства, удовольствия или почести. Обман, хитрость и лицемерие – это отличное выявление того, что удобнее и лучше для совершения низменного действия, о котором мнят как о благе, – получения низменного барыша или низменного удовольствия. А все эти вещи лишь ведут к цели, но не являются самой целью. И так с любым рассуждением. Человек только ставит себе цель, которую он желает и жаждет как объект своих мыслей, после этого он рассуждает о вещах, с помощью которых он может достичь цели: сколько их, что они есть и каковы они.
37. Как больным телом при расстройстве их чувственного восприятия сладкое кажется горьким, а горькое – сладким, благоприятный предмет в каком-то образе представляется неблагоприятным, а неблагоприятный предмет в каком-то образе представляется благоприятным, точно так же злым и порочным людям, когда они больны душой, злые дела кажутся добрыми, а добрые – (стр. 130) злыми. Добродетельный человек, обладающий этическими добродетелями, всегда желает и жаждет целей, которые действительно являются благом, и делает их предметом стремления. Злой человек всегда стремится к целям, которые являются действительно злом, но представляются ему добром в силу болезни его души. Хитрый и лживый человек является злым и порочным. Рассудительный человек [логически] должен быть добродетельным, обладая этическими добродетелями, с тем чтобы подтвердить правильность цели с помощью заложенной в нем добродетели и подтвердить правильность того, что ведет к этой цели, превосходным рассуждением; то же относится к проницательному.
38. Рассудительность бывает многих видов. Это и превосходное рассуждение относительно способов управления делами дома – такова домашняя рассудительность. Это и превосходное рассуждение о наиболее удобных способах управления городами – такова государственная рассудительность. Это и превосходное рассуждение о том, что является самым подходящим и предпочтительным в достижении хорошей жизни путем приобретения человеческих благ, таких, как богатство, величие и тому подобное, в соответствии с их полезностью и необходимостью в достижении счастья. Это и то, что связано с советами, а именно то, что выявляется человеком не для собственного использования, а для того, чтобы давать советы другим в управлении домом, городом или чем-то еще. Это и то, что является особой [способностью], а именно способностью выбирать правильную, лучшую точку зрения на способы сопротивления и отпора врагу или вообще сопернику. Видимо, человеку во всем, что касается его, необходима некоторая рассудительность, малая, или большая, (стр. 131) Это зависит от дела, которым он занимается: если оно велико или важно, ему необходима более сильная и совершенная рассудительность, а если оно мало или неважно, ему достаточно незначительной рассудительности. Рассудительность – это то, что простые люди называют умом. Если человеку свойственна эта сила, его называют умным.
39. Имея правильное мнение, человек, всякий раз рассматривая вещь, выражает правильное мнение о том, что данная вещь может быть только такой, а не иной.
40. Сообразительность – это способность находить правильное суждение о том, в чем обычно мнения расходятся, и способность быть правым. Это – превосходное выявление того, что во мнениях верно. Следовательно, [сообразительность] является одним из видов рассудительности. Превосходство точки зрения – это когда человек пользуется авторитетом или обладает превосходной точкой зрения, а именно, когда он является хорошим, добродетельным в своих поступках и при этом пользуется авторитетом, а его суждения, точки зрения и советы, проверенные многократно и найденные благоразумными и правильными, при их применении приводят человека к похвальным результатам, ввиду чего к его словам прислушиваются, то есть ввиду того, что его правота была уже многократно засвидетельствована, а посему его хорошо известной добродетели, здравого суждения и совета стало достаточно, чтобы в своих высказываниях и советах он уже не нуждался в доводах и доказательствах.
(стр. 132) Ясно, что когда человек принимает правильную точку зрения и объясняет ее истинность, он поступает так только благодаря рассудительности. Следовательно, это вид рассудительности.
42. Существуют два исходных начала, на которые опирается мыслящий человек при изучении вещи, о которой он размышляет: 1) общеизвестные положения, принятые у всех людей или большинства людей, и 2) положения и вещи, которые приходят благодаря опыту и наблюдению.
43. Неискушенный человек – это тот, кто имеет здравое представление об общеизвестном, которое следует принимать или избегать. Однако он не имеет опыта в практических вещах, которые познаются посредством опыта. Иногда человек является неискушенным в одном виде вещей и опытным в другом.
Растерянный человек – это тот, которому относительно того, что следует предпочитать и избегать, всегда кажется нечто противоположное общеизвестным вещам и обычаю. Кроме того, случается, что ему кажется нечто противоположное общеизвестному и относительно прочих вещей, существующих во многих чувственно воспринимаемых предметах.
45. Глупость – это, когда человек имеет здравое представление об общеизвестных вещах, накопленный опыт, здравое представление о целях, достижения которых он желает и жаждет, но обладает [неправильным] рассуждением, и из-за этого рассуждения то, что не ведет к цели, ему кажется ведущим к ней, а (стр. 133) то, что ведет к цели, ему кажется не ведущим к ней. Его поступки и советы поэтому соответствуют тому, что внушает ему его порочное рассуждение. По этой причине глупец на первый взгляд имеет вид разумного человека с правильным устремлением, но часто его рассуждение приводит его к тому, чего он не намеревался совершить.
46. Смышленость – это [способность] превосходно догадываться о чем-то быстро, без [затраты] времени или в короткий промежуток времени.
47. Как рассудительность, так и проницательность нуждаются в прирожденном человеку естественном применении.
Когда человек имеет врожденное предрасположение к совершенной рассудительности, а с течением времени приучается к порокам, он претерпевает превращение и изменение, в результате которых рассудительность сменяется хитростью, лицемерием и обманом.
48. Некоторые называют рассудительных людей мудрецами. [Но] мудрость – это превосходнейшее знание о превосходнейших существующих вещах. Бели рассудительностью постигаются лишь человеческие вещи, то ей не обязательно быть мудростью, если только превосходнейшим из того, что есть в мире, и превосходнейшей из [всех] существующих вещей не является человек. Но поскольку человек не таков, то рассудительность [можно назвать] «мудростью» только в переносном аллегорическом смысле.
49. Если особенность мудрости состоит в том, что ей известны предельные причины каждого последнего сущего, и [если] предельной целью, ради которой человек существует, является (стр. 134) счастье, а цель есть одна из причин, то, следовательно, мудрость – это то, что дает знание о вещи, являющейся подлинным счастьем. Опять же, поскольку одной только мудрости ведом Единый, Первый, от которого все сущее черпает добродетель и совершенство, и [поскольку только ей] ведомо, каким образом каждая существующая вещь черпает их от Него и сколько каждая получает на свою долю совершенства, а человек – одна из существующих вещей, которая черпает совершенство от Единого, Первого, то, следовательно, [мудрости] ведомо и величайшее совершенство, которое человек черпает от Первого, а именно – счастье. Стало быть, мудрость – это то, что дает знание об истинном счастье, а рассудительность – это, что дает знание о действиях, которые необходимо совершать для достижения счастья. И то и другое совместно способствуют совершенствованию человека так, что мудрость дает предельную цель, а рассудительность дает то, посредством чего эта цель достигается.
50. Риторика – это способность ведения беседы, при помощи которой приходит совершенство убеждения [собеседника] относительно отдельных возможных вещей, которые следует предпочитать или избегать. Однако добродетельный человек из тех, кто наделен этой способностью, пользуется ею для благих дел, рассудительные – для благих и для дурных, а хитрые – для дурных.
51. [Способность] отлично представлять в воображении не тождественна [способности] отлично убеждать. Разница между ними (стр. 135) в том, что [способностью] отлично убеждать стремятся к тому, чтобы слушатель сделал что-то после того, как он убедился в истине, в то время как [способностью] отлично представлять в воображении стремятся побудить душу слушателя искать воображаемую вещь или избегать ее, любить ее или ненавидеть, даже если он не убежден в истине. Так, человек питает отвращение к чему-то, что на вид напоминает ему то, что на самом деле вызывает отвращение, даже если он уверен, что он видит не то, что вызывает отвращение. [Способностью] отлично представлять в воображении пользуются, чтобы вызвать недовольство и удовольствие, страх и доверие и для проявления прочих аффектов души, которые смягчают душу или очерствляют ее. [Используя] эту способность, можно побудить человека что-то сделать и внушить ему стремление к этому, даже если его знание об этом говорит о необходимости противоположного тому, что он воображает об этом. Многие люди что-то любят и ненавидят, предпочитают и избегают, исходя только из воображения, не рассуждая потому, что они по природе лишены [способности] рассуждения, или потому, что отказались от него в своих делах.
52. Все поэтические произведения сочинены только для того, чтобы нечто отлично представить в воображении. Их – шесть видов, из которых три похвальны, а три заслуживают порицания. Посредством одного из трех похвальных [видов] стремятся к улучшению разумной силы и направлению ее действия и мысли к счастью, к представлению в воображении божественных и благих вещей, к отличному представлению в нем добродетелей, к выявлению красоты их и выявлению безобразности и низости злых поступков и пороков. Посредством второго [вида] стремятся к улучшению (стр. 136) и ослаблению аффектов души, возводимых к силе. Их изменяют до тех пор, пока они не станут умеренными и перестанут быть чрезмерными. Такими аффектами являются, например, гнев, гордость, жестокость, наглость, честолюбие, властолюбие, жадность и тому подобное. Те, кто обладает этими [качествами], направляются [данным видом поэзии] к тому, чтобы использовать их в благих, а не дурных делах. Посредством третьего [вида] стремятся к улучшению и умерению аффектов души, возводимых к слабости и мягкости, каковы страсти, низменные удовольствия, криводушие, слабохарактерность, жалость, страх, тревога, печаль, стыд, изнеженность, податливость и тому подобное, с тем чтобы они были сломлены, перестали быть чрезмерными и стали умеренными и чтобы их использовали в благих, а не дурных делах. Три заслуживающих порицания [вида поэзии] составляют противоположности трем похвальным [видам]: что последние исправляют, то первые разрушают, приводят от умеренного состояния к чрезмерному. [Различные] виды мелодий и песен соответствуют [различным] видам поэтических произведений; разряды первых такие же, как разряды последних.
53. У добродетельного города пять частей: наиболее достойные лица, ораторы, измерители, воины и богачи. К наиболее достойным относятся мудрецы, люди, обладающие рассудительностью, и те, кто пользуется авторитетом в важных делах. Далее – служители религии и ораторы, а именно проповедники, риторики, поэты, музыканты, писари и те, кто им подобен и принадлежит к их числу (стр. 137). Измерители это счетоводы, геометры, врачи, астрологи и им подобные. Воины – это ратники, стражники и те, кто им подобен и причисляется к ним. Богачи – это те, кто приобретает богатства в городе, вроде земледельцев, скотоводов, купцов и им подобных.
54. Главы и правители этого города четырех разрядов .
1. Истинный правитель. Он является первым главой и именно в нем сочетаются шесть условий: мудрость, совершенная рассудительность, [способность] отлично убеждать, [способность] отлично представлять в воображении, способность физически вести священную войну и то, что его тело не имеет ничего, мешающего ему заниматься делами, связанными со священной войной. Тот, кто в себе все это сочетает, является образцом, тем, кому следует подражать во всех поступках и действиях, к чьим словам и советам следует прислушиваться. Такой человек может управлять так, как он считает правильным и как желает.
2. Когда нет такого человека, который бы все это сочетал в себе, но эти [качества] находятся порознь в группе [людей] так, что один из них дает цель, другой дает то, что ведет к цели, третий обладает [способностью] отлично убеждать и отлично представлять в воображении, четвертый обладает способностью вести священную войну, тогда [члены] этой группы сообща занимают место правителя, их называют лучшими главами и достойными людьми, а их правление называется правлением самых достойных.
3. Когда и таких людей нет, тогда главой города становится человек, в котором сочетаются (стр. 138) знание древних законов и положений, которые ввели первые поколения имамов и посредством которых они правили городом; прекрасное умение разбираться, где и при каких обстоятельствах эти законы должны быть использованы в соответствии с целью, которую преследовали ими ранние поколения; способность выявлять то, что явно не выражено в древних законах, устных и письменных, следуя тому, что может быть выявлено в древних законах; [способность] отлично разбираться и проявлять рассудительность в том или ином из происходящих событий, которые не могли быть предусмотрены в древних законах, способствующих сохранению процветания города; превосходство в ораторском искусстве, убеждении и представлении в воображении. В то же время он должен обладать способностью вести священную войну. Такой человек называется правителем по закону , а его правление называется правлением по закону.
4. Когда нет человека, который один сочетал бы в себе все эти [качества], но они существуют порознь в группе [людей], тогда они все вместе занимают место правителя по закону. Эта группа [людей] называется главами по закону.
55. В каждой части города есть глава, выше которого нет главы среди людей данной общности, и есть подчиненный, который совсем не главенствует над кем-либо, и есть такой [человек], который является главой для тех, кто ниже его, и подчиненным для тех, кто выше его.
56. Разряды [людей] в добродетельном городе предшествуют друг другу в различных отношениях.
Когда определенный человек совершает некое действие, чтобы достичь этим какой-то цели, но (стр. 139) использует то, что является целью какого-то иного действия, которое выполняет другой человек, тогда первый является главой и предшествует второму в городе. Это подобно искусству верховой езды. Цель его – отлично использовать орудие. [Пользуется им] всадник, который пользуется [также] уздечкой и снаряжением коня, составляющими цель искусства производства уздечек. Поэтому он является главой, предшествующим тому, кто производит уздечки, равно как и тому, кто объезжает коня. Точно так же обстоит дело с прочими занятиями и искусствами.
Когда двое имеют одну и ту же цель, но один из них создает в воображении более полное представление об этой цели, более совершенен достоинством, обладая рассудительностью, посредством которой выявляет все то, что приводит его к этой цели, и лучше может использовать другого в достижении этой цели, тогда он является главой над другим, который не обладает этими [качествами]. Ниже его находится человек, который представляет себе в воображении эту цель сам, но не располагает совершенным рассуждением, чтобы завершить все то, чем достигается эта цель. Тем не менее, если ему дать основу рассуждения, описав кое-что из того, что ему надлежит делать, то он следует тому, что ему из этого дали в описании, и выявляет остальное. Ниже его [человек], который сам не представляет себе в воображении цели, а также не имеет рассуждения. Но если ему дана и представлена в воображении цель, затем ему дана основа рассуждения, то он способен в остальном подражать тому, что ему было описано, и он принимается за работу или использует в ней другого. Ниже его человек, который не (стр. 140) представляет себе в воображении цели, не имеет рассуждения и, даже если ему дать основу рассуждения, он не может выявить остальное. Но, если ему поручают то, что должно быть сделано для достижения данной цели, то он запоминает поручение, всегда проявляет послушание и покорность, быстро исполняет все, что ему поручено, даже если он не знает, к какой цели приведет его действие, и хорошо приспособлен выполнять то, что ему поручили. Такой человек всегда бывает слугой в городе; он по природе бывает не главой, а рабом, в то время как другие являются и подчиненными и главами. Во всем том, что раб и слуга искусны выполнять, глава должен быть искусен использовать других.
Третий [случай], когда двое совершают действие, а третий использует их действие для достижения какой-то цели, однако один из них совершает более благородную и более необходимую вещь для достижения цели третьего человека. Человек, деятельность которого более благородна и более необходима, по положению предшествует тому, кто выполняет деятельность более низкую и менее необходимую для этой цели.
57. Части города и разряды его частей объединены и связаны между собой любовью; они сплачиваются и сохраняются справедливостью и [вытекающими из] нее действиями. Любовь бывает естественной, вроде любви родителей к ребенку, и основанной на воле, когда (стр. 141) ее началом являются основанные на воле вещи, из которых проистекает любовь. Основанная на воле любовь трояка: 1) по сопричастию к добродетели, 2) ради пользы и 3) ради удовольствия. Справедливость проистекает из любви. В этом городе любовь вначале возникает из сопричастия к добродетели. Это сопричастие обнаруживается во взглядах и действиях. Взгляды, к которым должны быть сопричастны [граждане], трояки: относительно начала, относительно конца и относительно того, что лежит между ними. Совпадение взглядов относительно начала – это совпадение их взглядов о всевышнем Аллахе и духовных существах, о праведниках, являющихся образцом, о том, как возникли мир и его части, как появился человек, затем о разрядах частей мира, об их отношении друг к другу, об их положении относительно Бога и духовных существ, далее о положении человека относительно Бога и духовных существ. Таково начало. Конец – это счастье. То, что находится между ними, – это действия, которыми достигается счастье. Когда взгляды жителей города относительно этих вещей совпадают, и это завершается действиями, благодаря которым достигается взаимное счастье, тогда за этим необходимо следует взаимная любовь. Далее, поскольку они соседи, живут в одном месте, одни из них нуждаются в других и одни из них полезны другим, из этого проистекает любовь, которая существует ради пользы. Затем в связи с их сопричастием добродетелям и поскольку одни из них полезны другим, а одни из них получают удовольствие от других, то это опять-таки сопровождается любовью, которая существует ради удовольствия, так что они находятся во взаимном согласии и взаимосвязаны.
58. Справедливость – это прежде всего распределение общих благ, которыми наделяются все жители (стр. 142) города, и затем сохранение того, что распределено между ними. Этими благами являются благополучие, богатство, почести, положение и прочие блага, которым они могут быть сопричастны. Ибо каждый из горожан имеет долю этих благ, равную его заслугам, так что когда их у него меньше или больше, то это несправедливость: когда меньше – несправедливость по отношению к нему, а когда больше – несправедливость по отношению к жителям города; но если их у него и меньше – это тоже может быть несправедливостью по отношению к горожанам. Когда произведено распределение и каждому установлена его доля, тогда она должна быть сохранена для него либо тем, что он не выпускает ее из своих рук, либо тем, что если это уж произойдет, то при таких условиях и обстоятельствах, при которых это не нанесет никакого ущерба ни ему, ни городу. Если доля благ человека уходит из его рук, то это происходит либо добровольно, так как это бывает при продаже, подношении и возмещении, либо недобровольно, как это бывает при краже или захвате. В обоих случаях должны быть условия, благодаря которым эти блага остаются сохранными в руках жителей города. Это может произойти только путем возмещения того, что ушло из рук [жителя города] по его воле или вопреки ей, и [возвращенные блага] должны быть равноценными тому, что ушло от него, принадлежа либо к тому же виду [благ], (стр. 143) либо к какому-то другому. То, что возвращается, возвращается или ему лично, или горожанам. В любом из этих двух случаев [жителю города] возвращается равноценное, в чем и состоит справедливость, благодаря которой блага, однажды разделенные, сохраняются за горожанами. Несправедливость же заключается в том, что от человека уходит доля его благ без возвращения равноценных ей [благ] ему или жителям города. Далее, то, что возвращается человеку лично, должно либо быть полезно городу, либо не наносить ущерба ему. Тот, кто передает из своих собственных рук или из рук другого свою долю благ, если это наносит ущерб городу, также несправедлив, и ему запрещают это. При многих запретах необходимы наказания и взыскания. Наказания и взыскания должны быть определены так, чтобы каждая несправедливость могла получить соответствующее наказание. Когда совершающий несправедливость получает равную долю [ответного] зла, то это справедливо, если больше – это несправедливо по отношению к нему лично, а если меньше, то несправедливо по отношению к жителям города, но если и больше, то это тоже может быть несправедливо по отношению к жителям города.
59. Некоторые правители городов полагают о любой несправедливости, которая встречается в городе, что это несправедливость по отношению к горожанам. Другие полагают, что несправедливость касается только того, по отношению к кому она была проявлена. Иные разделяют несправедливость на две категории: на несправедливость, которая затрагивает отдельных лиц, (стр. 144) но при этом является несправедливостью и против горожан, и на несправедливость, затрагивающую только отдельные лица и не передающуюся через них жителям города. Поэтому некоторые из правителей городов не считают нужным прощать виновного, если даже тот, кому причинили зло, простил его, а некоторые считают, что виновный должен быть прощен, если тот, кому было причинено зло, простил его. Некоторые считают нужным простить одних и не прощать других. Когда считается, что наказание, заслуженное виновной стороной, должно быть воздано лично, а не горожанами, то, если тот, кому причинили зло, простил его, никто другой не может потребовать наказания, но, если считается, что оно должно быть воздано горожанами и всеми людьми, прощение тех, кому причинили зло, не принимается во внимание.
60. [Слово] «справедливость» иногда применяется и в другом, более общем смысле, а именно [для обозначения случая, когда] один человек совершает по отношению к другим людям поступки, [проистекающие] из какой-либо, все равно какой, добродетели. Справедливость при распределении и справедливость в сохранении того, что было распределено, является видом более общей справедливости, а более частная называется именем более общей [справедливости].
61. Каждому в добродетельном городе должны быть назначены одно ремесло, которым бы он только и занимался, и одна работа, которой бы он занимался или на уровне служения, или на уровне главенствования, за пределы которых он не должен переступать . Никого из них не заставляют заниматься многими работами или более, чем одним ремеслом по трем причинам: 1) не каждый человек всегда подходит для любой работы и любого ремесла, и тот, а не иной человек иногда лучше пригоден (стр. 145) именно для данной работы, а не для какой-то другой; 2) каждый человек, который занимается одной работой или ремеслом, делает это более совершенно и превосходно и становится более сведущим и искусным в работе, когда он себя посвящает ей и с отрочества приучен к этому, а не к чему-то другому; 3) многие работы имеют определенные сроки, так что, когда их откладывают, они остаются невыполненными; иногда случается, что две работы должны быть сделаны одновременно, и если человек занят одной из них, то у него нет времени для другой, и он не сможет приняться за нее в другое время. Вот почему каждому человеку должна быть назначена одна из двух работ, чтобы каждая из них была осуществлена своевременно и не осталась невыполненной.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

62. Припасы города – это все то, что припасено для людей, которые не занимаются добыванием средств. Именно им прежде всего и в первую очередь, по мнению всех правителей городов, должны быть припасены средства. Это люди, целью которых не является приобретение средств, как, например, служители религии, писцы и другие, потому что они принадлежат к самым важным группам города и нуждаются в средствах, (стр. 146) По мнению некоторых правителей городов, к этому разряду следует также отнести калек и тех, кто неспособен приобретать средства. Другие полагают, что в городе не должен быть оставлен ни один калека и никто, кто не в состоянии каким-то образом выполнять какую-либо полезную работу. Некоторые из правителей городов полагают, что они должны образовать в городе два вида припасов: один – для тех, обязанность которых не заключается в первую очередь в приобретении средств, другой – для калек и им подобных. Следует рассмотреть, откуда и какими путями должны браться эти средства.
63. Признано, что войны происходят, либо чтобы отразить врага, вторгшегося в город извне; либо чтобы приобрести добро, на которое город имеет право, если оно находится в других руках; либо чтобы принудить людей к тому, что является якобы самым лучшим и самым полезным именно для них, а не для других, если они не знают этого сами и не подчиняются тем, кто знает это и призывает их к этому словами; считается также, что войну следует вести против тех, кто не поддается рабству и служению из числа людей, для которых было бы, [по мнению нападающей стороны] , самым лучшим и самым полезным, если бы по своему положению в мире они являлись рабами, или против людей, (которые не принадлежат к жителям города), а на них город имеет предписанное право, но они отвергают его. Здесь подразумевается сразу две цели [войны]: одна – это приобретение блага для города, а вторая – необходимость проявить правосудие и справедливость. Это касается ведения войны против тех, кого следует наказать за какое-либо преступление, которое они совершили, с тем, чтобы они не повторяли подобного преступления и чтобы другие не осмеливались выступать против города и не поддавались бы соблазну; это также относится и к войне ради приобретения какого-либо блага для жителей города, возвращения им их собственной доли и того, что самое лучшее для них – [справедливости], и к отпору врагу с помощью силы. Война с целью поголовного истребления и уничтожения [врагов], поскольку их дальнейшее существование может нанести вред жителям (стр. 147) города, также считается приобретением блага для горожан.
64. Когда правитель ведет войну с какими-либо людьми только для того, чтобы они покорились и подчинились ему, почитали все его предписания, соглашались, чтобы он руководил и управлял ими, как он это находит нужным, и чтобы они соглашались со всеми его указами во всем, чего бы он ни пожелал, то это – несправедливая война. Точно так же, если он ведет войну с единственной целью одержать [над кем-то] верх, то и это – несправедливая война. Точно так же, если он ведет войну или убивает не для чего другого, как только для того, чтобы утолить свой гнев, или ради удовольствия, которое он получает от победы, то и это несправедливость. И точно так же, если те люди разгневали его несправедливостью, а [наказание], заслуженное ими за эту несправедливость, меньше [наказания] войной и убийством, то война и убийство [в данном случае], несомненно, несправедливы. Часто люди, охваченные гневом, стремясь убийством утолить этот гнев, убивают не тех, кто разгневал их, а тех, кто к этому не причастен.
64. Есть три первые части [существующего]: то, что не может не существовать; то, что совершенно не может существовать; то, что может существовать и не существовать. Первые две являются крайностями. Третья является промежуточной между ними; это совокупность, противоречащая обеим крайностям. Все существующие вещи относятся к двум из этих трех частей [существующего], потому что из существующих вещей одни совершенно не могут не существовать, а другие могут существовать и не существовать.
65. То, что не может не существовать, таково по своей сущности и природе; равным образом то, что может существовать и не существовать, таково по своей сущности и природе, ибо (стр. 148) то, что не может не существовать, не может не проявиться, а оно становится таким только потому, что его сущность и природа не являются иными, и это случайно, что оно становится таким. Это же относится к тому, что может существовать и не существовать. Есть три рода существующих вещей: созданные из материи; небесные тела; духовные тела. То, что не может не существовать, представлено двумя разновидностями: одна по своей природе и сущности такова, что она существует в определенное время и не иначе, вторая – такова, что совершенно не может не существовать ни в какое время. К духовным [телам] принадлежит вторая разновидность – та, что не может не существовать, а к небесным [телам] принадлежит первая. К материальным [телам] принадлежит часть [сущего], которая может существовать и не существовать. Миров три: духовный, небесный и материальный.
66. Есть четыре первые части [сущего]: то, что совершенно не может не существовать; то, что совершенно не может существовать; то, что не может не существовать в определенное время; то, что может существовать и не существовать… Итак, первые две части – это две противоположные крайности, и то, что может существовать, может не существовать в определенное время… Существующие вещи принадлежат к этим трем подразделениям: то, что совершенно не может не существовать; то, что может существовать, а может не существовать: то, что не может не существовать в одно время, но может существовать в другое. Превосходнейшими, благороднейшими и совершеннейшими из них являются те, которые совершенно не могут не существовать. Самыми низкими и наиболее несовершенными из них являются те, которые могут существовать, а могут не существовать. То, что не может не существовать только в какое-то время, является посредником между ними, (стр. 149) потому что оно более несовершенно, чем первое и более совершенно, чем третье. То, что может существовать и не существовать, бывает трех разновидностей: [то, что возникает] чаще; [то, что возникает] реже; [то, что может возникнуть и не возникнуть] в равной мере. Из этого наиболее превосходным является то, что возникает чаще, самым низким – то, что возникает реже, а то, что [может возникнуть и не возникнуть], в равной мере, является промежуточным между ними.
67. Если предмету присуще небытие, то это – несовершенство в его существовании. Если в своем существовании этот предмет нуждается в чем-то другом, то это также несовершенство в существовании. Все, что имеет нечто [ему] подобное в своем виде, несовершенно в существовании в том отношении, что такое бытие неспособно существовать в одном своем индивиде и неспособно им одним исчерпать свое бытие, а исчерпывает им только часть своего бытия, а также неспособно полностью выразить им родовую сущность, как это происходит в случае с человеком. Поскольку бытие человека не может осуществляться одним [индивидом], то оно вынуждено [осуществляться [ более, чем одним [индивидом] в одно время. Следовательно, все, что довольствуется [только собой], дабы им завершилось что-то, тому не требуется, чтобы для него было нечто другое, если вещь самодостаточна для завершения своего бытия, сути и сущности, то ее виду не может быть причастно ничто другое, а если все это представить, как бы ее действием, то и к ее действию не было бы причастно ничто другое, кроме нее.
68. Все, что имеет противоположность, несовершенно в существовании, потому что все, что имеет противоположность, имеет и небытие, ибо смысл противоположностей состоит именно в этом, т. е. в том, что каждая из них делает недействительной другую, когда обе встречаются или объединяются, поскольку в своем существовании [каждая из противоположностей] требует прекращения бытия своей противоположности. Кроме того, для ее существования имеется преграда, так что она одна не довлеет себе в своем существовании. То, что не имеет (стр. 150) небытия, не имеет противоположности, так же как и то, что совершенно не нуждается ни в чем, кроме самого себя, тоже не имеет противоположности.
69. Зло совершенно не существует ни в чем в этих мирах, и вообще ни в чем, бытие чего совершенно не зависит от воли человека, все эти [миры] являются благом. Ибо зло бывает двух разновидностей: 1) несчастье, которое противоположно счастью, и 2) все, что имеет свойство приносить несчастье. Несчастье есть зло в смысле предела, которого достигают и за которым нет больше зла, приносимого несчастьем. Второе [зло] составляют основанные на воле поступки, которые имеют свойство приводить к несчастью. Равным образом противоположностями этих двух зол являются два блага, одно из которых – счастье, являющееся благом в смысле предела, за которым нет другого предела, к которому стремились бы для счастья. Второе благо – это все, что так или иначе приносит пользу в достижении счастья. Это – благо, являющееся противоположным [злу]. Такова природа обоих. У зла нет никакой другой природы, кроме той, о которой мы только что упомянули. Оба [вида] зла, следовательно, являются основанными на воле, и то же самое относится к обоим [видам] блага, которые являются их противоположностями. Что касается блага в мирах, то это Первопричина, все то, что проистекает из нее; то, бытие чего проистекает из того, что проистекает из нее, и так далее, вплоть до последних проистекающих [из чего-либо] вещей, каковы бы они ни были, ибо все это заслуженно находится в гармонии и справедливости, а то, что происходит заслуженно и справедливо, является благом.
Некоторые полагают, что любое бытие является благом, а любое небытие является злом. Произвольно они рисуют в воображении [виды] бытия, которые они считают благом, и [виды] небытия, которые они считают злом. Другие думают, что любые удовольствия – это блага, а любое страдание – зло, особенно страдание, связанное с чувством осязания. Все они заблуждаются, потому что бытие является благом только тогда, когда оно заслуженно (стр. 151). То же относится к удовольствиям и страданиям. Что же касается незаслуженно существующего и несуществующего, то это зло. Ни одна из этих вещей не существует где-либо в духовных мирах, потому что никто не думает, что в духовных и небесных [мирах] что-нибудь происходит незаслуженно, как бывает с возможными естественными вещами, которые происходят незаслуженно в силу того, что они естественны. Когда они сохраняются заслуженно, в них не ищут заслуг, основанных на воле, потому что возможные естественные заслуги связаны либо с формой, либо с материей. То, чего заслуживает каждая вещь, [бывает] или чаще, или реже, или же оно [может быть и не быть] в равной мере, и то, что она получает из этого, не выходит за пределы этих [степеней]. Следовательно, все это является благом. Таким образом, благо бывает двух разновидностей: благо, которое совершенно не имеет своей противоположностью зло; благо, которое имеет своей противоположностью [различные виды] зла. Подобно этому каждая естественная вещь, началом которой является основанное на воле действие, может быть то благом, то злом. Речь здесь идет о том, что является чисто естественным и чему не причастно ничто, основанное на воле.
70. Некоторые думают, что все аффекты души, а именно то, что исходит от стремящейся части души, являются злом. Одни считают, что только силы страсти и гнева являются злом, в то время как другие думают это об иных силах, из-за которых [возникают] такие страдательные состояния души, как ревность, жестокость, скупость, честолюбие и тому подобное. Они также заблуждаются, поскольку то, что пригодно для использования и в благом, и в дурном, не является ни благом, ни злом, потому что оно подходит для одного не более, чем для другого (или и благо, и зло, или ни то, ни другое). Скорее все это является несчастьем, если применяется к тому, что ведет к несчастью, когда же это применяется к тому, что ведет к счастью, то оно является не злом, а великим благом.
71. Некоторые говорят: счастье (– это не награда за действия, посредством которых достигается счастье); оно также и не награда за действия, от которых отказались (стр. 152) и которым не свойственно, чтобы посредством их достигалось счастье, так же, как мудрость, приобретаемая обучением, не награда за предшествующее обучение и за отдых, которым человек наслаждался бы, если бы он не учился, а отказался от него и ему предпочел труд. Равным образом удовольствие, если оно сопровождает знание, полученное от обучения, не является [ни] удовольствием в награду за обучение, ни вознаграждением за труд, беспокойство и страдание, которые [человек] претерпел, когда он избрал учение и. отказался от отдыха, так что это удовольствие должно быть воздаянием за другое удовольствие, которое человек оставил, чтобы быть вознагражденным за него этим другим. Скорее, счастье – это такая цель, которая достигается добродетельными поступками, вроде усвоения знания при обучении и получении уроков и усвоения искусств при их изучении и старательном выполнении [соответствующих им] работ. Равным образом, несчастье – это не наказание за отказ от добродетельных действий, а также не расплата за совершение порочных действий.
Поэтому, если кто-нибудь считает, что это счастье, что возданно ему, однородно с тем, от чего он отказывается, у того добродетели близки к тому, чтобы оказаться пороками. Например, скромный человек, который отказывается от всех или некоторых чувственных удовольствий, делает это просто для того, чтобы за лишения ему воздалось другим удовольствием такого же рода, как то, что он оставил, и еще большим, чем оставленное [удовольствие]; так что [именно] жадность и стремление увеличить удовольствия побуждают его оставить то, что он оставил. В то же время он должен считать, что удовольствие, оставленное им, принадлежало ему, и он его оставил только для того, чтобы достичь подобного ему [удовольствия] и увеличения прибыли. Иначе, как он будет вознагражден за то, чего он не имел?
То же самое относится к справедливости, которую человек проявляет, оставляя богатства и не беря их. Это также просто жадность и стремление к тому, что он получит и чем будет вознагражден, не беря их. Он поступает так просто из желания получить прибыль и воздаяние за то, что он оставляет, чем-то гораздо большим, чем то, что он оставляет. Он как бы считает, что все его и чужие богатства принадлежат ему, но он оставляет их людям, если он может и способен отобрать у них [эти богатства] (стр. 153) с тем, чтобы удвоить их в виде вознаграждения. А это подобно тому, что делают [правители городов]. Итак, он не приобретает справедливости и скромности потому, что они сами по себе являются благом, и не воздерживается от совершения зла и порочных поступков потому, что эти [действия] сами по себе безобразны и противны ему.
Точно так же обстоит дело с храбростью того, кто считает, что он лишает себя удовольствий, ради которых он жаждет [этой] преходящей жизни, чтобы ему воздалось другими удовольствиями подобного рода, гораздо большими, чем эти, и кто идет на [получение] зла, которое он ненавидит, боясь еще большего зла. Он считает, что идти на смерть – зло, однако он боится еще большего зла.
Поэтому, как видите, то, что они считают добродетелями, оказывается ближе к тому, чтобы оказаться пороками и низменными качествами, чем добродетелями. Ибо их сущность и природа не являются природой подлинных добродетелей и не близка ей; более того, эти [«добродетели»] относятся к роду порочных и низменных качеств.
72. Добродетельный человек со смертью только упускает [возможность] совершить больше поступков, которые увеличили бы счастье после его смерти. Поэтому его страх перед смертью – это не страх того, кто думает, что со смертью его постигнет очень большое зло, и не страх того, кто думает, что со смертью он упустит великое благо, которое он уже обрел и которое теперь ускользает из его рук, он, более того, полагает, что со смертью зло вовсе не постигнет его, считая, что благо, которое пришло к нему к моменту смерти, находится с ним и неотделимо от него смертью. Скорее всего, его обеспокоенность связана с тем, что он считает, что то, что он упускает, является выигрышем, который приблизился к нему, а когда он получит его, то это будет подобно добавлению к благу, достигнутому им. Он обеспокоен, думая, что то, что он теряет, является не капиталом, а прибылью, на которую он рассчитывал и надеялся. Итак, он [добродетельный человек] совсем не боится [смерти], а желает продолжения жизни с тем, чтобы он мог еще больше вершить благо, в силу которого растет счастье.
73. Добродетельный человек должен не стремиться приблизить смерть, а всячески стараться продлить жизнь, что позволит ему больше совершать таких поступков, которые сделают его счастливым; [он должен это делать и с тем], чтобы (стр. 154) горожане не лишились той пользы, которую он приносит им своей добродетелью. Он должен идти на смерть только в том случае, если своей смертью он принесет жителям города больше пользы, чем дальнейшей жизнью. Если смерть придет к нему против его воли, он не должен страшиться, а [должен] сохранять достоинство. Он не боится ее совсем; она не страшит его настолько, чтобы ввергнуть его в смятение. Смерть пугает только жителей невежественных городов и порочных людей. Жители невежественных городов обеспокоены тем, что из-за смерти они упустят блага дольнего мира, который покидают, – удовольствия, богатства, почести или другие блага невежественных, а порочного человека тревожит потеря мирских [благ], которые он оставляет, и мысль о том, что со своей смертью он упустит счастье. Последний испытывает от этого больше страдания, чем жители невежественного города, ибо они ничего не знают о счастье после смерти, чтобы жалеть о том, что упустят его, тогда как порочные люди знают это и с приближением смерти испытывают страх, сожаление о том, что, по их мнению, они упускают, и глубоко раскаиваются в том, что они делали прежде в своей жизни. Поэтому они умирают, скорбя о многом.
74. Когда добродетельный воин рискует собой, он поступает так не потому, что полагает, что он не умрет благодаря такому поступку, так как это было бы глупо. Равным образом, он не думает, умрет ли он или будет жить, потому что это было бы опрометчиво. Скорее всего, он надеется, что не умрет, а спасется. Он не боится смерти и не боится, если она приходит к нему, и он не рискует собой, когда знает или считает, что то, чего он ищет, он получит без риска. Он рискует собой, когда знает, что упустит и не получит то, чего ищет, если не рискнет собой, полагая, что, если поступит так, то, возможно, получит это, или, полагая, что горожане, несомненно, получат это благодаря его поступку, независимо от того, умрет он или будет жить, и, если уцелеет, то разделит с ними это, а если (стр. 155) умрет, то они получат это, а он добьется счастья за прежнюю добродетель и за то, что он сейчас пожертвовал собой.
75. Когда добродетельный человек умирает или его убивают, нужно оплакивать не его, а горожан, в той мере, в какой он был нужен в городе, и завидовать тому состоянию счастья, которого он достиг. В то же время это особая привилегия воина, убитого на войне, быть восхваляемым за его самопожертвование ради жителей города и за то, что он пошел навстречу смерти.
76. Некоторые люди считают, что немудрый человек становится мудрым только при отделении души от тела, когда тело остается бездушным, а это и есть смерть, а если прежде он был мудрым, то его мудрость из-за этого возрастает, становится полной и совершенной или становится более совершенной и превосходной. Поэтому они считают, что смерть – это совершенство и отделение души от тела является необходимостью.
Другие считают, что злой человек является злым только из-за сочетания души с телом, а при ее отделении он становится добрым. Но [поскольку] этим людям в этом случае следовало бы [по логике] убивать себя и убивать душу, они находят спасение в словах: «Нами правят всевышний Аллах, ангелы и пророки, а мы сами не властны над сочетанием души [с телом] или ее отделением [от него] . Мы должны ждать ее отделения от того, кто соединил их, а не брать это отделение на себя, потому что те, кто правит нами, более сведущи в том, что нам лучше».
Другие считают, что отделение души от тела не является отделением в пространстве или отделением в идее; оно [не означает и того], что тело погибает, а душа остается, или того, что душа погибает, а бездушное тело остается. Отделение души, скорее, означает, что она в своем существовании не нуждается в том, чтобы тело было ее материей, и ни в одном из своих действий не нуждается в том, чтобы использовать в качестве орудия тело, а также совершенно не нуждается в том, чтобы использовать какую-либо (стр. 156) силу в теле, потому, что пока она нуждается в какой-либо из этих вещей, она не отделена [от тела]. Это [отделение] происходит с душой, которая присуща только человеку, а именно теоретическому разуму, поскольку когда она достигает такого состояния, она отделится от тела, независимо от того, принадлежит ли это тело живому существу, которое питается и ощущает, или же его сила, благодаря которой оно питается и ощущает, уже прекратила свою деятельность. Когда [душа] уже более не нуждается ни в каком из своих действий: ни в восприятии, ни в воображении, [это значит], что она уже достигла потусторонней жизни и тогда ее представление о сущности Первоосновы более совершенно, поскольку разум, охватывая Ее сущность, не нуждается в аналогии или примере для Ее представления. Она не достигает этого состояния иначе, как нуждаясь до этого в использовании телесной силы и ее действий для осуществления своих действий. Это и есть загробная жизнь, в которой человек видит своего Господа и не испытывает страха, видя его.
77. Все, бытие чего представляет собой сочетание и соединение, в каком бы отношении то и другое ни было, несовершенно по бытию, в том смысле, что нуждается для своего существования в вещах, из которых оно составлено, будет ли это сочетанием по количеству, по материи, по форме или сочетанием какого-то другого рода.
78. Если одна вещь создает другую, это [значит], что вторая необходимо проистекает из этой вещи и созидание второй вещи является ее необходимым проистеканием из этой вещи. Вещь является созидателем другой вещи, когда вторая необходимо проистекает из нее, а созидатель вещи есть то, из чего эта вещь необходимо проистекает. Та вещь, посредством которой другая вещь создается, – это вещь, из которой другая не может необходимо проистекать до тех пор, пока она не движется. И это [включает] все, что благодаря своему движению создает состояние, в котором только она [вещь] действует, или положение, прибавленное к тому, чем вещь обладала раньше. В результате соединения обоих состояний (стр. 157) создается другая вещь. Это происходит с тем предметом, который первоначально имел в себе незавершенность, в силу которой его действие нуждалось в добавлении другого. Состояние предмета, образуемое через движение, тоже не завершено и не завершено по своей сущности, и недостаточно для проистекания из него второй вещи, которая представляется ее необходимым следствием. Представляется, что в ней [первой вещи] есть все необходимое для созидания той, которая от нее возникнет. Напротив, все, что недостаточно по своей сущности и бытию для создания второго, на самом деле не создает того, что оно создает, и то, что представляется необходимо проистекающим из него, не проистекает, благодаря его движению.
79. Любой созидающий какую-то вещь знает, что созидание им этой вещи в какое-то время является более подходящим, или лучшим, либо не более подходящим, или худшим. Задерживает же его действие то, что мешает ему в созидании этой вещи. Он видит и знает, что произойдет неудача, если он сделает эту вещь в данное время, и это является помехой для ее созидания. Он должен знать, какова причина неудачи в данное время и какова причина успеха позже. Если нет причины для неудачи, то ее небытие не лучше ее бытия, [но тогда спрашивается]: как же она не произошла? И вместе с тем – способен ли созидатель устранить неудачу, которая происходит в его действии в данное время, или нет? Если способен, тогда появление [неудачи] менее вероятно, чем ее непоявление, и возникновение [вещи] в какое-то время не невозможно для ее созидателя. Но если он не способен предотвратить эту неудачу, то причина неудачи оказывается сильней и созидатель не обладает сам полной способностью для того, чтобы эта вещь была всецело его, и при этом для его действия есть противодействие и помеха. Следовательно, в любом случае не довлеет себе в осуществлении этого действия, но [для этого еще необходимо] прекращение существования причины неудачи и наличие причины успеха, ибо если бы он сам был единственной причиной успеха, то успех действия должен был бы (стр. 158) не задерживаться во времени, и оба они произошли бы одновременно. Поэтому, когда созидатель довлеет себе для того, чтобы от него возникло что-то, то необходимо, чтобы бытие этой вещи не отставало от бытия созидателя.
80. О человеке говорят, что он разумен и что он разумеет, когда в нем сочетаются две вещи: 1) то, что он отлично различает действия, которые следует предпочитать или избегать, и 2) то, что он использует самое превосходное из всего, что познал благодаря отличной [способности] различения, ибо когда он обладает отличной [способностью] различения (и в том, что он исследует и наблюдает, он поступает хуже и ниже), о нем говорят, что он насмешник, или обманщик или порочный. Иногда мы пользуемся выражением: «У такого-то теперь есть разум» вместо «Он принял во внимание то, на что он не обращал внимания», и оно применяется вместо нашего выражения: «Он понял, на что намекало лицо, обращающееся к нему», – или: «Он запечатлел в своей душе». Иногда мы говорим, что он разумеет, понимая под этим, что у него выработались понятия, представленные и запечатленные в его душе, и мы говорим о нем, что он разумен, понимая под этим, что в его душе выработались понятия, т. е. что он знает их, ибо здесь нет разницы между высказываниями «он разумеет» и «он знает», «разумный» и «знающий», «понятия» и «знания».
Рассудительный – это тот, кто обладает совершенством рассуждения в выявлении того, что, по мнению Аристотеля, следует сделать из действий, [вытекающих из] добродетели, в случае помехи, если он при этом обладает этической добродетелью.
Что же касается смысла, вкладываемого диалектиками в их высказывания: «это разум считает необходимым» – или: «это разум отрицает», – то он тождествен тому, что известно всем с самого начала, потому что они называют «разумом» то, что разделяемо с первого взгляда всеми или большинством.
81. Некоторые люди говорят в отношении Первопричины, что она не умопостигает и не знает ничего, кроме самой себя. Другие утверждают, что все общие понятия даны Ей сразу и что Она знает и умопостигает их вместе вне времени, все они собраны в (стр. 159) Ней самой, известны Ей актуально, постоянно, не имеют начала и конца.
Другие утверждают, что наряду с тем, что Ей даны понятия, Она знает все чувственно воспринимаемые индивиды, представляет себе их, они запечатлеваются в Ней, Она представляет себе и знает то, что сейчас не существует, но будет существовать в будущем, то, что было в прошлом и перестало существовать, и то, что существует сейчас. На основании этого они должны были бы утверждать, что истина, ложь и противоречащие друг другу убеждения следуют друг за другом относительно всех Ее понятий, что Ее понятия бесконечны и те из них, которые были утвердительными, стали отрицательными, так же, как отрицательные стали утвердительными в другое время, что Она знала в прошлом бесконечные вещи и среди них – такие, о которых Она знала, что они будут в будущем, такие, о которых Она знала, что они существуют сейчас, и такие, о которых она знала, что они возникли, а затем существовали в бесконечные отрезки времени до данного «теперь», то есть до предполагаемого времени и после него в бесконечные отрезки времени, что Она знает эти вещи не так, как знала их же в другое время. Ты [поймешь] это ясно и отчетливо, если возьмешь какой-нибудь пример. Возьми для примера время Гермеса или Александра. О чем-то, что Она знала во время Александра, как существующем в настоящем времени, близком тогда к «теперь», Она знала уже за много веков до этого, что оно будет существовать, а позже, в другое время, Она знает, что оно уже было. Она, следовательно, знает это нечто во времени, которое было во время Александра, как существующее в трех временах в трех состояниях знания: Она знает это нечто до времени Александра, как то, «что будет», знает его в самое время Александра, как то, «что есть налицо», и знает его после этого, как то, «что уже было, закончилось и миновало». То же самое [ты поймешь], если рассмотришь, как обстоит дело с отдельными отрезками времени, годами, месяцами или днями, несмотря на огромное их число и различие обстоятельств. То же самое можно сказать о положении лиц и происходящих с каждым из них (стр. 160) многообразных изменениях. Так, [Первопричина] знает Зайда как угодника бога, послушного и полезного для его угодников, затем она знает его как врага бога, восстающего и наносящего вред его угодникам. И то же самое можно сказать о том, как обстоят дела с различными местами, движениями тел в пространстве и превращением одних из них в другие. Те, кто придерживаются этого взгляда, прибегают к безобразным, порочным приемам [рассуждениям], и из этого возникают неправильные взгляды, являющиеся причиной великих зол, не говоря уже об их безобразности и необходимо проистекающих из него различного рода изменениях и превращениях в душе знающего, смене событий и тому подобном.
82. Многие люди придерживаются различных представлений относительно заботы всевышнего Господа о своем творении. Некоторые утверждают, что Он заботится о своем творении так же, как правитель заботится о своих подданных и их благе, не имея непосредственного касательства к делам хотя бы одного из них, не посредничая между ним и его сообщником или женой, а поручая задачу тому, кто возьмется за нее и сделает для этого то, чего требуют истина и справедливость.
Другие считают, что этого будет недостаточно, пока Он не возьмет на себя управление каждым из (своих творений в каждом их действии и направление их на правильный путь и никого из своих созданий не оставит на попечение) других. Иначе они были бы Его сообщниками и помощниками в управлении им [своим] творением, а Он находится выше необходимости в сообщниках и помощниках. Отсюда с необходимостью следует, что Он ответствен за многие порочные предосудительные и безобразные поступки, за ошибки заблуждающегося, за отвратительные слова и действия. Когда то или иное из его созданий намеревается выступить против некоторых его угодников, опровергая истину путем протеста, именно Он является его помощником и ответственным за то, чтобы направить его по правильному пути и руководить им, отклонив его от распутства, убийства и кражи и от того, что хуже, чем неразумные поступки детей, пьяниц и сумасшедших. Если они отрицают, что он направляет или помогает им в некоторых вещах, то им следует отрицать все. Таковы основы неправильных взглядов и причины порочных отвратительных учений.
(стр. 161) 83. Полития в абсолютном смысле не является родом для всех видов политии, а является как бы общим именем для многих вещей, которые совпадают по нему, но различаются по своей сущности и природе. Нет ничего общего между добродетельной политией и всеми типами невежественной политии.
84. Добродетельная полития – та, посредством которой правитель достигает такого вида добродетели, которого он может достичь не иначе, как только с ее помощью; это величайшая добродетель, какая только доступна человеку. Управляемые достигают в дольней и загробной жизни добродетелей, которые могут быть достигнуты только посредством [добродетельной политии]. В дольней жизни их тела имеют превосходнейшее строение, какое только возможно приобрести по природе каждого из них, а их души пребывают в превосходнейшем состоянии, какое только возможно по природе каждой из душ и по их способности в достижении добродетелей, которые являются причиной блаженства в загробной жизни. Их жизнь – лучшая жизнь, более приятная, чем любая другая жизнь, чем жизнь прочих людей.
85. Неправдоподобно и невероятно, что бы действия какого-либо из глав невежественного [города] определяли какой-то чистый вид невежественной политии, без примеси других видов, поскольку действия каждого из них вытекают из его взгляда, мнений и побуждений его души, а не из знания и приобретенного искусства. По этой причине существующие политик суть такие, в которых смешаны эти невежественные политии или большинство из них.
86. Древние издавали законы только для этих невежественных политий, потому что знание охватывает и определяет только общие законы, хотя существующие невежественные политии являются по большей части смешанными полития-ми, поскольку тот, кто познал природу отдельных политий, способен попасть в цель и познать существующую политик) и то, из чего она состоит, и судить о ней по тому, что он встречает (стр. 162) в ее строении и что он уже знает о природе отдельных простых видов [политии]. Точно так же обстоит дело со всеми вещами, относящимися к знанию и практике, (такими, как вопросы риторики, софистики, диалектики и искусства поэзии, потому что человек, занимающийся ими, не) зная их, только полагает и считает, что он использует доказательство, но часто оказывается, что он использует его в различном смешении.
87. Каждый из видов невежественных политий включает многообразные и очень отличающиеся друг от друга разновидности; некоторые из них – чрезвычайно плохие, а некоторые наносят незначительный вред и приносят большую пользу отдельным людям, потому что состояние политий и их отношение к душам напоминает состояние времен года и их отношение к телам, обладающим различными темпераментами. Одни тела здоровы по темпераменту и состоянию осенью, другие летом, третьи самым, лучшим и наиболее подходящим для себя [временем года] находят зиму, а для четвертых самое лучшее время года – весна. Точно так же обстоит дело с состоянием душ и их отношением к политиям. Однако основы, из которых образуются тела, могут быть более ограниченными, чем основы политий и образов жизни. Ибо политий и образы жизни составлены из произвольных и естественных вещей, которые почти бесконечны, и некоторые из них случайны, и многие люди с различным образом жизни несчастны, не подозревая этого, в то время как больные и те, кто обладает плохими темпераментами, едва ли этого не замечают, так же как и те, кто исследует их состояние.
88. Опыт зависит от места и искусства, с которым он связан, а также от того, кто применяет его, подобно тому, как искусство писания различается в соответствии с искусствами, в которых оно применяется, и теми, кто использует их. Превосходным в наивысшей степени является применение обеих сторон опыта для управления (стр. 163) добродетельными городами. Рассудительный человек использует опыт для своего развития и для своей деятельности в присутствии первого главы, когда он упражняет себя в добродетельной политии, так что он получает в результате этого очень благородную способность, полезную в добродетельной политии, и достигает высот в управлении в лице того, в ком добродетельное управление заложено в потенции, пока оно не актуализируется. Самый благородный вид письма тот, который используется на службе первому главе и добродетельному правителю, но по благородству и достоинству он ниже опыта, которым пользуется первый глава. [Человек], абсолютно благородный, если он умудрен опытом, является более благородным, чем тот, кто благороден в искусстве писания.
Способность, которая используется в самой низкой из невежественных политии, а именно во властолюбивой политии, ниже и хуже всего того, что используется во всех других местах, так же, как письмо, которое используется при властолюбивом образе жизни, хуже и ниже, чем другие виды письма, используемые в других политиях и искусствах, и то, что использует простонародье, благороднее, чем письмо, используемое на службе властолюбия. Подобно тому, как письмо, используемое на службе добродетельного правителя и в добродетельном правлении, благороднее других типов письма, используемых в городе, точно так же письмо, используемое на службе властолюбия, более низменно, вредно и более чревато бедами, чем другие типы письма. И подобно тому, способность, используемая рассудительным человеком и первым главой, благородней письма, которым он пользуется, так и способность, используемая человеком во властолюбивых целях, ниже используемого им письма. В общем каждое [более высокое] благородство превосходит то, что стоит ниже его, когда используется в добродетельном правлении, но является низким и вредным и превосходит по низости и (стр. 164) вреду все остальное его же вида, когда используется во властолюбивой политии. Точно так же обстоит дело со всеми остальными силами души, облагораживающими человека, такими, как различение и связанные с ним [способности], которые в добродетельных людях служат причиной всего хорошего и очень благородны и превосходны, а в злом человеке служат причиной всякого зла и порока. Эти [силы], встречаясь во властолюбивом правителе, являются причиной умножения зла, причиняемого тем, которые не главенствуют. Поэтому [древние] не называли мыслительную способность, которой выявляется то, что полезно для достижения цели, являющейся злом, «мыслительной добродетелью», а давали ей другие названия, такие, как «обман», «хитрость» и «козни». Те человеческие [деяния], которые являются величайшими, основанными на воле, благами и искусствами, способны во властолюбивом городе стать дурными деяниями или бедами и причинами бед, происходящих в мире. Поэтому добродетельному человеку запрещается оставаться в порочных политиях, ему следует переселяться в добродетельные города, если таковые существуют действительно в его время. Бели же их не существует, то добродетельный человек оказывается в этом дольнем мире чужаком, влачащим жалкое существование, и смерть для него лучше жизни.
89. О преимуществах теоретической части философии и о том, что она необходима для практической части в нескольких отношениях. Первое – это то, что действие только тогда является правильным и добродетельным, когда человек разбирается в добродетелях, которые считаются добродетелями, не будучи таковыми, и если он приучил себя к совершению подлинных добродетелей так, что к нему приходит определенное состояние и достоинство, и каждой из них он отдает по праву должное, которое… и их место в разрядах бытия и предпочитает то, что следует (стр. 165) предпочитать, и избегает того, чего следует избегать. Это – состояние, которое приходит и совершенствуется только в результате опыта, совершенного знания, доказательства и досконального изучения естественных наук, а также того, что сопровождает их и следует за ними в определенном порядке и строе, пока он не достигнет, наконец, познания счастья, которое является истинным счастьем, а именно такого [счастья], к которому стремятся ради него самого и никогда – ради чего-то другого.
Теоретические и мыслительные добродетели иногда являются причиной и основой возникновения практических добродетелей и практических искусств. Все это возникает только при последовательном рассуждении, при переходе от одной стадии к другой и от одной ступени к другой. И иначе быть не может, ибо тот, кто желает изучить теоретическую философию, начинает с чисел, затем восходит к величинам, затем к прочим вещам, с которыми связаны эти самые числа и величины; как, например, перспективы и движущиеся величины, которыми являются небесные тела, и музыка, [затем он восходит] к тяжестям и искусным приемам. Эти вещи понимаются и представляются без материи. Затем он мало-помалу восходит к вещам, для которых, чтобы понять и представить их себе, необходима материя, пока он не дойдет до небесных тел. После этого он доходит до введения начал иных, чем начала «Что это?», «Отчего?» и «Как это?», что помогает ему использовать вещи, которые с трудом становятся умопостигаемыми или не поддаются [пониманию] без материи. Позже он проникает в [область, находящуюся] посредине между родом, не имеющим других начал бытия кроме сути бытия, и родом, для видов которого имеются четыре начала. Он представляет себе естественные начала и тщательно исследует естественные существующие вещи и относящиеся к ним начала (стр. 166) математики, пока не подходит к началам бытия. То, чем он овладевает из начал бытия, становится для него ступенями и началами учения, а начала бытия, которыми он овладел, являются единственными началами учения по отношению к двум вещам. Затем он переходит к наукам о причинах существования естественных тел и к исследованию их сущностей, субстанций и причин. Когда он доходит до небесных тел, разумной души и деятельного разума, он переходит еще на одну ступень, когда рассмотрение начал их бытия делает для него необходимым изучение начал, не являющихся естественными. То, чем он овладел из начал бытия на этой третьей ступени, становится, в свою очередь, началами изучения этих существующих вещей, которые более совершенны в бытии, чем естественные. На этот раз по порядку исследования и изучения он переходит в [область, находящуюся] посредине между двумя науками: физикой и метафизикой, Он также изучает их начала, благодаря которым они получили существование, цель и совершенство, благодаря которым человек наделен существованием. Он узнает, что естественные начала, заключенные в человеке и в мире, недостаточны для человека, чтобы посредством их прийти к совершенству, ради достижения которого человек и наделен существованием, и что человек нуждается для этого в интеллектуальных началах, с помощью которых он стремится достичь этого совершенства.
Итак, человек оказывается уже приблизившимся к достижению степени и стадии теоретического знания, благодаря которому он достигает счастья и подходит к рассуждению сразу в обоих направлениях, пока он не достигнет Сущего, которое совершенно не может иметь какое-либо из этих начал, а является Первым сущим и Первым началом для всех упомянутых выше существующих вещей. Он тот, благодаря которому, от которого и для которого они существуют лишенными (стр. 167) изъяна, самыми совершенными способами, благодаря которым вещь оказывается началом для существующих вещей. К нему приходит знание существующих вещей с наиболее отдаленными причинами их, и это является божественным взглядом на существующие вещи. И в то же время он постоянно размышляет над целью, ради которой человек наделен существованием, а именно над совершенством, которого должен достичь человек, и над всеми вещами, благодаря которым человек достигает этого совершенства. И тогда он способен перейти к практической части и приступить к совершению того, что он должен делать.
Второе – когда практическая часть [философии] дана кому-то через откровение, направляющее его к оценке всего того, что следует предпочитать и чего избегать. Слово «знание» является общим именем и для знатока физики и для священнослужителя, который сообщает о возникшем из возможно сущих предметов. Ибо священнослужитель не обладает способностью познать все единичные возможно сущие предметы, так как индивиды возможного бесконечны, а охватить знанием то, что бесконечно, нельзя. Он способен проявить знание о возникающем из возможно сущего только о том, что случайно пришло на ум ему или человеку, который спросил его об этом. Поскольку знание о возникающем из возможно сущего является знанием, противоречащим природе возможного, то священнослужитель не обладает знанием природы возможного; этим знанием обладает только знаток физики . Поэтому знания того и другого оказываются не из единой субстанции, а являются противоположностями. Точно так же обстоит дело с тем, кто досконально изучил теоретическую науку, и с тем, кому была внушена откровением оценка действий жителей городов или одного города и кто не имел никаких познаний в теоретической науке. Между тем, кому было внушено откровением и кто сведущ в теоретической науке, и тем, кому было внушено откровением и кто несведущ в теоретической науке, нет в действительности ни связи, ни совпадения; совпадение [здесь] – лишь в имени.
(стр. 168) 90. Мыслительная добродетель – это та, благодаря которой человек способен прекрасно выявлять то, что наиболее полезно для добродетельной цели, общей [нескольким] народам, одному народу или городу, когда происходят общие [для них события]. Одним ее видом выявляют то, что меняется за короткие промежутки времени, и это называется способностью к тем или иным видам частного, временного управления, когда происходят вещи, которые последовательно произошли с [несколькими] народами, одним народом или городом. Что касается мыслительной силы, с помощью которой выявляют то, что наиболее полезно для достижения цели, представляющей зло, то она не является мыслительной добродетелью.
91. Среди тел есть такие, в которых невозможны все виды здоровья из-за их темперамента, сложения, привычки, свойственного им состояния, искусства, которым [люди] зарабатывают себе пропитание, и тому подобного – таково состояние большинства тел. И есть такие места, жители которых могут получить лишь немногие виды здоровья; точно так же обстоит дело и с душами, потому что в них есть нечто, что делает невозможным для души приобрести [все] добродетели или большинство из них, и она может усвоить только немногое. Добродетельный правитель и первый глава не обязан заниматься совершенствованием добродетелей человека, природа и сущность души которого таковы, что она не воспринимает добродетелей. Его цель лишь в том, чтобы приобщить к ним [добродетелям] подобные души в возможно большем объеме и чтобы они обрели их в той мере, в какой это полезно для жителей этого города. Точно так же для добродетельного врача не обязательно приводить тела, состояние которых таково, как мы уже описали, к наиболее совершенным ступеням и наивысшим стадиям здоровья; он должен только привести их к состоянию здоровья, насколько это позволяют их природа и сущность, а также в соответствии с действиями души, поскольку тело [существует] ради души, а душа – ради последнего совершенства, то есть счастья, которое является добродетелью, и, следовательно, душа [существует] ради мудрости и добродетели.
(стр. 169) 92. Едва ли способен существовать человек, наделенный с самого начала врожденным совершенством, так, чтобы в нем вовсе отсутствовали недостатки и чтобы его действия, образ жизни и нравственные качества согласовывались со справедливостью и беспристрастием, не склоняясь ни к одной из крайностей или к перевесу одной противоположности над другой, ибо врожденный [нрав] образован из противоположностей, совместное соединение которых вынужденное, и если бы его природные [качества] были бы отделены и уравнены, то совершенно отсутствовала бы гармония из-за отдаленности их сходства и широты их различия; но, несмотря на их вынужденное объединение, [противоположности] не предохраняют от малой или большой дисгармонии, из-за которой возможно отсутствие гармонии в нраве. Чем меньше дисгармония между элементами нрава, тем он ближе к равновесию, и, наоборот, чем больше дисгармония, тем дальше он от равновесия, так что [природный] нрав зависит от равных соотношений дисгармонии и равновесия в природных [качествах].
93. Возьмем двух людей: один из них уже знает то, что есть во всех книгах Аристотеля по физике, логике, метафизике, политике и математике, и все его действия или большинство из них противоречат тому, что прекрасно в общепринятом мнении, а действия другого все соответствуют тому, что прекрасно в общепринятом мнении, хотя он и не знает наук, которые знает первый. Следовательно, этот второй ближе к тому, чтобы быть философом, чем первый, действия которого все противоречат тому, что прекрасно в общепринятом мнении, (стр. 170) и он более способен позволить себе то, что позволяет себе первый, чем первый способен позволить себе то, что позволяет себе второй. Философия в общепринятом мнении и в действительности – это приход к человеку теоретических наук и соответствие всех его действий тому, что прекрасно в общепринятом мнении и в действительности. Если человек ограничивается теоретическими науками, не согласуя своих действий с тем, что прекрасно в общепринятом мнении, его укоренившаяся привычка препятствует ему совершать действия, которые прекрасны в общепринятом мнении. Поэтому его привычка, скорее всего, будет препятствовать тому, чтобы его действия соответствовали тому, что прекрасно в действительности. У кого же действия, вошедшие в привычку, соответствуют тому, что прекрасно в общепринятом мнении, у того привычка не будет помехой в изучении теоретических наук, а также в согласовании действий с тем, что прекрасно в действительности, поскольку общее мнение вынуждает его совершать то, что прекрасно в действительности и что необходимо делать больше, чем он делает [согласно тому], что, по общепринятому мнению, является непроверенным мнением. То, что в действительности является мнением, – это мнение, которое было проверено и исправлено после проверки. Общепризнано, что проверенное мнение должно быть более правильным, чем общепринятое.
94. Единение по добродетели не допускает расхождения и отчуждения разногласия, потому что цель добродетели одна: это – благо, которого желают ради него самого, а не ради чего-то другого. Поскольку желание двух [людей] и стремление их обоих направлены только к этой цели, которая является самим благом, то их путь к нему один и их любовь к этой самой вещи одна. Между ними никогда не бывает разногласия, пока у них одна цель. Разногласие возникает только из-за различия желаний и расхождения целей. Тогда наступает произвол, при котором не бывает единства, потому что у каждого (стр. 171) иная цель и иной путь. [Эти цели и пути] могут быть порочны и составлять зло, а не благо, подобно первой цели и первому единению в поисках истины, достижения счастья и любви к знанию и совершенным вещам. Второе единение – это единение ради получения прибыли и напарничества в торговле и сделках, ибо каждый из двух участников сделки и напарников желает отобрать у другого его долю и таким образом обогатиться. И точно так же другой желает от него того же самого и убежден, что тот [желает] того же [от него]. И тогда возникает расхождение. Первые же двое соединяются не ради чего-то, помимо их самих, и не ради того, что нужно [одному] от другого, и их [единение] не бывает связью во имя чего-то иного, помимо этой [цели] . Между ними не возникает никакого разногласия, пока цель их одна, так же, как между теми двумя не возникает никакого единения, пока их цели расходятся.
Истина – это заветная цель во всем, точно так же, как благо и добродетель. Двое ищущих истину уже понимают свою цель, знают ее и не расходятся [во взглядах] относительно ее. Нельзя идти путем, уклоняющимся от истины и добродетели, ибо если человек пойдет этим путем, то он впадет в заблуждение и смятение. [Когда же] двое не понимают стоящей перед ними цели, они впадают в разногласие из-за различия их целей, они идут по пути, который не ведет их к искомому, хотя они, [впрочем], и не знают его, потому что для души естествен поиск истины, даже если он ей не по силам. Не очевидно ли, что если бы ты побудил каждого из этих двух утверждать достоинство истины и знания, то он утверждал бы это, зная об этом, хотя и не пользуясь этим достоинством из-за своего несовершенства и [других] побочных причин.
95. Удел беспечного и прикидывающегося беспечным один, ибо как беспечного ведет к неудаче беспечность, так прикидывающегося беспечным ведет к неудаче показная беспечность. Прикидывающемуся беспечным не помогает знание им того, относительно чего он проявляет показную беспечность, если он не использует то, (стр. 172) что ему следует в этом использовать; равным образом беспечному не причиняет вреда незнание того, что поступает не так, как ему следовало бы, поэтому оба они едины по соотнесенности и различаются по знанию и незнанию.